Нравы Древней Руси (XI-XIII вв.): поведение, семья, воспитание детей, образование

Поведение, как и одежда, в древнерусском общественном сознании носило знаковый характер. "Качество" человека, его место в социальной организации во многом зависело от особенностей его поведения. Одновременно имела место и обратная зависимость - каждый человек должен вести себя сообразно своему состоянию (возрасту, общественному положению и пр.). В "Пчеле" по этому поводу читаем: "Троего възненавиди, душе моя, и зело ми мерзить животь ихъ: стара блядива, богата лжива, убога хупава [гордого]". Заинтересованность древнерусского человека в вопросе "что такое хорошо и что такое плохо" обнаруживает себя в популярности которой пользовались нравоучительные сюжеты в переводной и оригинальной литературе, в напряженности, с которой обсуждали этот вопрос церковные иерархи в связи с проблемами исповедальной дисциплины, в стремлении упорядочить личную жизнь при помощи княжеских уставов и пр.

Жизненные наблюдения, а также идеи почерпнутые из книг, часто облекались в форму сжатых руководств, сборников правил на каждый день, адресованных, как правило, некому сыну (понимаемому буквально или духовному), обязанность которого была внимать и впредь так по писанному и поступать. Древнейшие из известных на Руси сочинения подобного рода содержатся в Изборнике 1076 года, составленном из выдержек переводных произведений подвергнутых существенной обработке. Наличие "домостроевских" мотивов в Изборнике отмечал еще И.У. Будовниц, удивлявшийся тому, что столь ценный источник был проигнорирован Б.А.Романовым, "хотя он мог бы извлечь из него немало любопытных штрихов, рисующих быт и нравы Киевской Руси второй половины XI в.". Судя по всему, изборники, подобные Изборнику 1076 года, были достаточно широко распространены и служили настольной книгой для широкого круга читателей. Почти буквальные совпадения текста свидетельствуют о том, что с Изборником или аналогичными изборниками мог быть знаком Даниил Заточник. Представление о том, что заказчиком и владельцем рукописи был князь Святослав Ярославич ни на чем не основано. Имя Святослава в Изборнике 1076 года указывает только на время создания рукописи. О демократичности среды бытования книги свидетельствует и ее простое внешнее оформление: небольшой размер, скромные украшения, некачественный пергамен и чернила. По мнению И.У.Будовница, рекомендации Изборника предназначались, в основном, для богатых и знатных читателей, имевших богатый дом с отроками, ""дерзновение" (доступ, приближение) к властям, в чьих возможностях было помогать "сиротам" и пр. В то же время многие статьи были обращены к рабам и убогим, "преподнося им совершенно другие наставления". Так как по воззрениям самого же И.У.Будовница невозможно представить рабов, почитывающих книжки, он конструирует весьма странную, на наш взгляд, мизансцену: Изборник 1076 года рабам вслух читают сами хозяева богатого дома! Причем перечитывают главы по три раза, как то рекомендовано в самом его начале. Это кажется маловероятным. Причина того, что адресатом наставлений выступает то богач, то бедняк, скорее всего, в другом. Имея в виду некого усредненного читателя, составитель Изборника (являвшийся, как считают, одновременно и автором некоторых текстов) подбирал материал с расчетом, что всякий человек относительно одних богат, а относительно других беден. В обществе с не завершившимся социальным расслоением, когда между очень богатым и совсем бедным существует множество переходных состояний, это была естественная ситуация. Изжить стремление к богатству ("сребролюбие"), "проявлять кротость, терпение, смирение и миролюбие, не озлобляться, не осуждать других, не поддаваться дурному влиянию, быть послушливым и трудиться, трудиться без конца", согласно общей мысли Изборника, обязанность совсем не только "нищих", как считает И.У.Будовниц, а всякого человека, который желает быть благоверным христианином.

В конце следующего, XII столетия был сделан перевод византийского сборника изречений, наставлений, исторических анекдотов морально-нравственного содержания "Мелисса", т.е. "Пчела". Под этим названием он вошел и в древнерусскую литературу. В состав ее входят цитаты Священного писания, изречения отцов церкви и античных мудрецов. Судя по тому, как широко тексты "Пчелы" использовались в оригинальных произведениях, содержащиеся в нем идеи, предписания, нормы нашли широкий отклик в древнерусском общественном сознании.

Важность вопроса "как себя вести" для средневекового человека видна в популярности такого жанра, как "поучение". Опыт жизни и размышлений отливался, как правило, именно в собрание наставлений следующему поколению или тем, кого автор считал себя вправе учить. Нравоучительность пронизывает всю древнерусскую литературу. Даже те произведения, которые не могут быть причислены к "поучениям", часто несут на себе некоторые характерные их черты. Нравоучительны летописи, нравоучительны послания, нравоучительным тоном пронизаны жития святых, Киево-Печерский патерик строится как поучение владимиро-суздальского епископа Симона, обращенное к печорскому монаху Поликарпу, который, в свою очередь, принялся наставлять игумена Акиндина.

Главная цель этических исканий в Древней Руси – как можно более полно подчинить свою жизнь христианским нормам и строить ее так, чтобы, в конце концов, достигнуть царствия Божия. Благопристойному поведению дается высшая религиозная санкция. Характерно, что высокий моральный уровень тесно увязывается именно с правильным поведением , а не с внутренними устоями, как то привычно современному человеку. Границы между этикой и этикетом в средневековом сознании практически не существует. Главный вопрос древнерусской этики не столько "что делать?", сколько "как?". В связи с этим особую важность приобретает следование хорошим примерам. В "Слове некого отца къ сыноу своемоу, словеса душеполезная" (Изборник 1076 года) говорится: "Техъ норовы приими и порасудоуй деломъ ихъ, взишти кыимь путьмь идоша и коею стьзею текоша". Для облегчения самовоспитания отец советует сыну поискать в граде, в котором он живет, какого-нибудь богобоязненного человека "и томоу вьсею силою слоужяштя". Если такой человек найден, печалиться не о чем - он уже и будет ключом к царствию небесному. К этому человеку надо пристать и душей и телом, наблюдать, как он сидит, как ест, узнавать все его привычки, а более всего обращать внимание на его слова - "не дажь ни единому словеси его пасти на земли".

Правила поведения. Вежливость. Необходимо соблюдать определенные правила и в повседневном общении. Богобоязненный (а значит "приличный") человек ведет себя соответственно. Он высок умом, но ходит со склоненной главою; мысли его "въ небеси", но очи держит долу; "оуста сътишена", а сердце его вопиет к Богу; он тихо ступает, но быстр умом; не слушает ничего плохого, а только святые словеса. Не стыдиться поклониться "вьсякому, съзъданомоу въ образе Божии", т.е. всякому человеку. Почитает старших. Сверстников своих встречает с миром, а младших с любовью. В разделе "Святого Василия како подобаеть человекоу быти" Изборника содержатся предписания культурного поведения за столом: есть полагается без разговоров и умеренно. Человек вообще должен говорить немного, а больше размышлять. В случае нужды "отвещаи съ тихостью. Не дьрзоу быти словом, ни пререковати въ людехъ". В популярной переводной Повести об Акире Премудром читаем интересную пословицу на этот счет: "Если бы криком строили дома, то осел бы ревом своим по два дома воздвигал бы за день". Осуждался смех по всякому поводу; это не значит, что смеяться вообще нельзя, нужно только "нескоро всмехъ въпадати, соромяживоу быти". По древнерусским представлениям, много смеющийся и болтающий человек не может быть умным. Непозволительно сквернословить. Устав Ярослава устанавливает таксу штрафов за оскорбление жен различных категорий населения: "аще кто зовет чюжую жену блядию...". В Изборнике 1076 года не оставлены были вниманием и правила поведения с вышестоящими. Общий смысл наставлений на эту тему сводится к тому, что в общении с сильным необходимо проявлять осторожность, выражающуюся в разумном послушании и почтении. С сильными лучше не ссориться. В Изборнике выделен специальный раздел о том, как вести себя в общении с теми, кто находится выше на социальной лестнице - "О звании сильных" т.е. о том, как быть, если призовет к себе сильный. Необходимо выдерживать некую среднюю линию поведения: "Егда тя призовет сильный, то не отъстоупаи; и егда паче призовет тя, то не нападаи, да не отъринеши себе". В то же время нельзя совсем отстраняться, стоять нужно "недалече", чтобы тебя не забыли. Нельзя держать себя с сильным запанибрата, как будто с равным: ""Посреди вельмож не равен ся твори", и лучше не верить всему, что он говорит. Иное дело - князь: "Князя боися вьсею силою своею, несть бо страхъ его пагуба души нъ паче наоучиши ся отъ того и Бога боятися". Князя полагается слушаться на совесть. Здесь уже не холодный расчет собственных интересов, а искреннее послушание.

Несовместимы с образом хорошего человека жадность и стяжательство. Моральные нормы владения имуществом неоднократно повторяются в Изборнике. Там отец советует сыну накормить голодного, напоить жаждущего, приютить путника, посетить больного, не полениться, дойти до темницы - "виждь беду ихъ, и въздъхни".

Знакомства. Друзья. Необходимо быть осмотрительным в выборе знакомств: "не всякого человека въведи въ домъ свои: блюди ся зълодея" - советует Изборник. Однако даже и неочевидный злодей может оказаться неподходящей компанией. Важно вовремя разглядеть тайного врага и не сближаться с ним. Лучше также не общаться с людьми богаче себя или бедней.

Несмотря на настороженность в отношении к людям, проявляемую Изборником, дружба была, конечно, хорошо знакома древнерусскому обществу. Крепкая и искренняя дружба мыслилась сродни братским отношениям. Недаром в "Пчеле" о дружбе и братстве говорится в одном разделе "О братолюбии и дружбе". Богатыри русских былин состоят в крестовом братстве. Очевидно и в жизни друзья "не разлей вода"" закрепляли свою дружбу крестовым побратимством. Свидетельство этому мы находим в Киево-Печерском патерике. "Быста два мужа некаа от великих града того, друга себе, Иоаннь и Сергий Сиа приидоста во церковь богонареченную и видеста свет, пачесълнца, на иконе чюдней Богородичней, и въ духовное братство приидоста". Вступление в духовное братство здесь, как видно из дальнейшего повествования, не совместное пострижение в монахи, а именно крестовое побратимство. Неразлучные друзья попадались и среди монахов. Это Евгарий-дьякон и Тит-поп. "Имяста же любовь велику и нелицемерну, яко всем дивитися единоумию их и безмерной любви ". Имея в своей основе идею братолюбия, о значении которой речь уже шла, дружеские узы воспринимались как нечто священное и безусловно, положительное. Недаром против нелицемерной дружбы злоумышляет Дьявол. Это он посеял неожиданную вражду между Евгарием и Титом. И вот они уже избегают друг друга. Когда Тит идет с кадилом, Евгарий отбегает от фимиама, а если не отбегает, то Тит нарочно не кадит на бывшего друга. Так продолжалось довольно долго. Попытки помирить друзей оканчивались неудачей. Но однажды Тит заболел и захотел все же перед смертью помириться с Евгарием. Однако Евгарий и не думал мириться: "Николиже хощу с нимъ прощения имети: ни в сии век, ни в будущией", - сказал он и перенес вражду даже в иной мир. Но только он произнес эту фразу, как тут же упал замертво, а совсем уже умиравший Тит вскочил, как, ни в чем не бывало, и рассказал окружающим, что все то время, пока братия уговаривала Евгария помириться, он видел немилосердного ангела, держащего в руке огненное копье. Как только стало очевидно, что примирения не будет, ангел поразил виновника насмерть. Предательство стало темой и упомянутой истории об Иоанне и Сергии. Только здесь причина измены дружбе известна - сребролюбие. Иоанн разболелся и оставил на попечение друга и духовного брата своего пятилетнего сына Захария. Вместе с сыном друга Сергий получил золото и серебро - внушительную сумму. Ее он должен был отдать Захарию, когда тот вырастет. Однако когда пришло время возвращать деньги воспитаннику, Сергия обуяла жадность, и он заявил, что никакого золота и серебра не получал, что покойный Иоанн по безумию своему все деньги отдал Богу, нищим и убогим, и у него ничего нет. Захарий умолял отдать хота бы часть, но Сергий упорствовал. И тогда Захарий попросил Сергия поклясться в Печерской церкви перед чудотворной иконой Богородицы. Как только клятвопреступник попытался это сделать, его обуял ужас, он узрел уже знакомого нам немилосердного ангела, бесов. На этот раз все закончилось менее плачевно. Сергий во всем сознался и вернул украденное. В Древней Руси осознавалась не только ценность дружбы, но все связанные с ней сложности. Дать руководство для их преодоления были призваны рекомендации "Пчелы". Многие изречения превратились в известные пословицы. "Иже строить протива лицю друга своего тенето, то самъ своею ногою увязнеть въ немъ. Не остави друга древняго; новый бо не будеть ему подобенъ. <...> Все новое лучши - и съсуды, и порты, а дружьба ветхая" и пр.

Семья. В Изборнике уделено внимание и отношениям в семье. "То бо не мала милостынни еже домашнея своя бе скърбии и безъ въздыхания, и бес плача сътворити". Следует беречь жену. Речь, правда, идет о положительном идеале - жене "моудры и благы" - "благодать бо ея есть паче злата", "ели жена душевна, то не изгони ея". Такую спутницу найти очень непросто: "Жену моудру не оудобь обрести. Въ женах обрящеши истиноу". Зато уж нашедший муж - блажен. Дни его удвоятся. "Добра жена - венец мужу своему и безпечалие". А существуют еще "злые жены", образ которых весьма популярен в древнерусской литературе. Источником этого образа является, безусловно, византийская традиция: рассуждения о "злых женах"" имеются и в Библии, в слове Ефрема Сирина. Тем не менее, судя по тому, как глубоко вошли представления об женских "несовершенствах" в оригинальную литературу, указанный комплекс идей был полностью воспринят древнерусским общественным сознанием. Особенно ярко проявилось это в "Слове"" Даниила Заточника. Сама жизнь, очевидно, давала материал для существования и развития литературного образа. Отрицательный идеал оказывается выписан гораздо более подробно, чем положительный. Изборник сравнивает злую жену со львом, "Пчела" - со львом и змеей, Даниил Заточник и со львом, и со змеей, и еще с бурым волом. Причем в изображении Заточника вол - лучше: он не говорит и зла не замышляет. "Злая жена" настоящее исчадие ада. В ""Слове" она одинаково может быть и красива и "злообразна", в "Молении" - злая жена одновременно и некрасива, и стара. "Паки видехъ стару жену злообразну, кривозорку, подобну черту, ртасту, челюстасту, злоязычну". Основные отрицательные качества негативного идеала следующие: вздорность, непослушание мужу и священнику, кокетство - Даниил и в "Слове" и в "Молении" застает злообразную жену за зеркалом, что вызывает в нем приступ едкого сарказма, который он выплескивает словами: "не позоруй в зерцало, но зри в коросту; жене бо злообразне не досторит в зерцало приницати, да не в болшую печаль впадеть, ввозревше на нелепство лица своего". С такой женой необходимо проявлять твердость, не давать ей власти над собой. "Не даждь жене дерзновения на тя, глаголати аште не ходить подъ роукою та отъсеци ю отъ плъти своея", - советует Изборник 1076 года. В то же время в древнерусских нравоучительных сочинениях XI - XIII вв., в отличие от позднего "Домостроя", нигде не встречается рекомендации бить жену, как бы плоха она ни была. Как было показано Н.Л.Пушкаревой, женшина в обществе Древней Руси занимала достаточно высокое положение. Ее правовой и имущественный статус не был принижен, а по ряду пунктов оказывался равным с мужским. Тем не менее древнерусское общество и доминировавшая в нем социальная психология была все же "мужской". Это видно хотя бы по тому, что все существующие рассуждения о семейной жизни ведутся с позиции мужчин и обращены к читателю-мужчине.

Достаточно долгое время на Руси держались традиции многоженства. У Владимира I, как известно, было пять "водимых", т.е. официальных жен, и, по летописному счету, в общей сложности 800 наложниц. У Ярослава Осмомысла (конец ХII века!) две: официальная "княгиня", имя которой в летописи не указывается, и "параллельная" Настаска. Наличие нескольких "супружниц" не было привилегией князей и знати. "Пространная Правда" предусматривает ситуацию, когда в разделе имущества умершего человека принимают участие его "робьи дети" вместе со своей матерью. Доли в наследстве им не полагается - раба, очевидно, - наложница, а основные права на стороне "главной", венчанной жены. Тем не менее своеобразное возмещение ей все же предусмотрено - свобода вместе с детьми. По мнению Б.А.Романова, многоженство как обыкновенная реальность предстает и в Уставе Всеволода. Строго говоря, не исключено, что в указанном исследователем фрагменте речь идет все же не о распределении наследства между многочисленными женами, а между их детьми: "У третьей жене и четвертой детем прелюбодейна часть в животе, аще будет доволен в животе, ино даст детем третьей жены и четвертой по уроку..." и т.д. Однако другие источники, в частности Устав Ярослава, дают основание утверждать, что вторая, третья и четвертая жена могли появляться у человека не в связи с кончиной очередной супруги или с официальным разводом, а одновременно. "Аже моуж оженится иною женою, а съ старою не роспустится...", "Аще кто имеет две жены водити...". И в том и в другом случаях Устав предписывает "вторую" жену "пояти в дом церковный", а жить со старой. Но в обстановке, когда даже и само церковное венчание отнюдь не было правилом, постановления Устава, скорее всего, не исполнялись строго и повсеместно.

Вряд ли древнерусское многоженство среди рядовых мужей стоит представлять на манер восточного как содержание гаремов. У нас нет свидетельств, чтобы жены были объединены в рамках одного дома, одного хозяйства и жили на какой-нибудь "женской половине", являясь по приказу господина (вообразить такое можно только по отношению к Владимиру, у которого наложницы концентрировались в загородных резиденциях). Скорее, это были "параллельные"" семьи, как у Осмомысла. Или семейный человек, живший большим домом, помимо законной жены вполне открыто заводил наложницу среди дворни: наложница эта стояла гораздо ниже жены, но тоже имела определенный официальный статус, делавший ее субъектом права. Возможна, как говорилось, ситуация, когда мужчина, не разведясь с первой, законной женой, заводил вторую семью, третью и т.д., становясь, тем самым, многоженцем. Церкви, которая стремилась подчинить брачные отношения своему влиянию, одинаково трудно было мириться с многоженством и преодолеть эту древнюю традицию. Вставать на ригористические позиции было нельзя - это грозило потерей паствы и выпадением из сложившейся социальной практики. Приходилось приспосабливаться. В известном "Вопрошании" Кирик спрашивает у Нифонта, что следует делать с семьянином, который помимо основной жены содержит еще тайных или явных наложниц. Нифонт отвечает, что человека необходимо наказать штрафом и только. Развод, по его мнению, в этой ситуации неуместен, хотя, конечно, такое положение "не добро" вне зависимости от того, явные наложницы или тайные. Общее направление политики церкви по данному вопросу заключалось в том, чтобы подвигнуть духовных чад оформлять свои браки церковным венчанием, но при этом на самих служителей церкви возлагалась обязанность следить, чтобы церковное благословение получал только единственный брак, т.к., несмотря на обычай, среди духовенства существовало представление, что многобрачие - "срам". Митрополит Иоанн (ум. 1089 г.) предписывал таким - наказание в виде отказа от причастия. Такая мера вряд ли могла сразу в корне пресечь явление, но вполне способна была формировать общественное мнение в русле, благоприятном для утверждения церковного единобрачия.

Помимо многоженства семейная жизнь населения Древней Руси ставила перед церковью и государством еще целый ряд проблем, которые власть, во исполнение своей руководящей функции, должна была разрешать. Устав Ярослава дает нам широкую панораму житейских неурядиц. То супруги крадут друг у друга, то дерутся. В семейной потасовке закон на стороне мужчины - ответственность предусмотрена только для жены, побившей мужа (3 гривны). Еще жена может попасться "чародеица, наоузница, или волхва, или зеленица" - в этом случае мужу предложено наказать ее самому, ""по-свойски"", но не прогонять. Домашние в различных сочетаниях предаются блуду - это также подлежит церковному суду. Один из супругов может тяжело заболеть, и тогда нельзя допустить, чтобы здоровый бросил больного. Особая статья - развод. Кодекс права развода в Уставе Ярослава был заимствован из византийского источника с местными русскими дополнениями. В нем предусмотрены разводы только по вине жены. Как ни странно, первой из указанных причин является преступление не против супружества, а против власти, т.е. политическое преступление - несообщение о готовящемся заговоре против государства в лице "царя" или князя. Интересно, что сообщить о готовящемся заговоре жена должна не куда-нибудь, а мужу. Остальные пять причин могут быть разделены на две большие группы. Во-первых, когда поведение жены таково, что сомнительным оказывается ее моральный облик: либо ее прямо застали с "любодеем", либо постоянные отлучки, бесконтрольное общение с чужими людьми и посещение игрищ делают наличие тайного любодея вполне вероятным. Во-вторых, когда жена злоумышляет против личности и имущества мужа.

Изборник 1076 года содержит рекомендации по деликатному обращению с рабами и наемниками. Они помещены в числе поучений, касающихся членов семьи, как раз между женой и детьми. К рабам нужно относиться по возможности мягко. "Не озълоби раба делаюшта въ истиноу; ни наимника, делаюшта доушея своея". Более того, "раба разоумлива" рекомендуется возлюбить и, парадоксальным образом, не лишить его свободы. По отношению к убогим полагается вести себя корректно: "Душа алчушта не оскорби и не разгневаи моужа въ нищете его" (примечательно, что нищий человек назван здесь уважительно "мужем"). Вряд ли, конечно, стоит делать вывод, что к рабам в жизни действительно относились так мягко, как это советует Изборник. Русская Правда показывает, что отношения между холопом и холоповладельцем далеко не всегда были безоблачны. Но сам факт наличия такой рекомендации и помещение статьи о рабах в разделе, о семейных отношениях говорит, о многом.

Дети. Воспитание. Согласно интерпретации, предложенной французским ученым Филиппом Арьесом, для эпохи средневековья вообще характерно отсутствие представления о детстве как об особом периоде в жизни человека. По мнению академика Д.С.Лихачева, подобная ситуация существовала и на Руси: "Для летописца не существует "психологии возраста". В лучшем случае к детству относились как к некому истоку качеств взрослого человека: "Сий бо благоверный князь Всеволод бе издетьска боголюбив, любя правду, набдя оубогыя..." и пр. Подобное отношение прослеживается и в агиографической литературе. Может быть, поэтому отношение к детям, проповедуемое Изборником 1076 года, достаточно сурово. Оно исходит из представления об изначальной греховности человеческой натуры. Ребенка нужно с самого раннего возраста "укротить", сломать его характер и подчинить родительской воле. "Coy ли чада, то наказай ы, и преклони от оуности выя ихъ". Следует отметить, что такой взгляд на воспитание был весьма широко распространен в древнерусской литературе. В "Повести о Акире Премудром" в той ее части, где премудрый Акир наставляет своего племянника Анадана, содержится рекомендация в том же духе: "Сыну, аще от биения сына своего не воздержайся, оже бо рана сынови, то яко вода на виноград възливается... Сынъ бо ти от раны не умреть, аще ли его небрега будеш, иную кую вину приведеть на тя. Чадо, сына своего от детьска укроти, аще ли его не укротиши, то преже дний своихъ состареется". Таким образом, альтернатива следующая: либо человек бьет ребенка, либо, в противном случае, считается, что он не занимается воспитанием. Пренебрежение воспитанием не одобряется, ибо может иметь печальные последствия для самого родителя.

Судя по всему, книжные рекомендации в вопросах воспитания оказывались весьма жизненны. "Житие Феодосия Печерского" - произведение, в котором как нигде нашла выражение проблема "отцов и детей" в ее древнерусском воплощении. Содержащаяся в нем история взаимоотношений матери и сына позволяет предполагать, что подходы к способам педагогического воздействия, существовавшие в реальной практике, были весьма близки к тем, о которых мы читаем в Изборнике или в повести об Акире Премудром. Трудно сказать, были ли они навеяны литературными примерами или возникли самостоятельно. Воспитательный метод матери преподобного более всего напоминает именно действия укротителя. Любящая родительница, видя, что ребенок не соответствует общепринятым нормам поведения, принимается "преклонять выю" сыну: колотит его, пока сама не изнеможет, заковывает в кандалы, запирает в доме. Однако, подобно премудрому Акиру из переводной повести, мать Феодосия стараниями своими цели не достигла. Сын продолжал вести себя сообразно своему разумению. Суровость воспитания не означает отсутствия любви. Строгости матери св. Феодосия объяснены в Житии именно сильной любовью: "любяше бо и зело паче инехъ и того ради не терпяше без него". Более того, забота о детях в Древней Руси была очень развита. На родителях, согласно существовавшим представлениям, лежала ответственность за устройство личной жизни чад. Устав Ярослава предусматривал ответственность родителей за незамужество дочери: "Аже девка засядет...", неизвестную византийскому праву. При всем при том, устраивая брачные дела потомства, нельзя было не считаться с их мнением: "Аже девка не восхощеть замуж, а отец и мати силою дадут, а что створить над собою - отец и мати епископу в вине, а истор има платити. Тако же и отрок". Закон ограждал не только негативное ("не восхощеть") волеизъявление, но и позитивное: " Аже девка восхощеть замуж, а отец и мати не дадят, а что сотворить, епископу в вине отец и мати. Тако же и отрок". Из приведенных статей видно, насколько велика была родительская власть над детьми, если единственный реальный способ противостоять ей - самоубийство. Родители должны были проявлять известную душевную чуткость в ее употреблении, не доводить ребенка до отчаянья.

Образование. Важной сферой воспитания, контакта поколения отцов с подрастающим поколением, было образование. Представления о всеобщей неграмотности населения Древней Руси, нашедшие свое высшее выражение в "Очерках по истории русской культуры" П.И.Милюкова, к настоящему времени вполне опровергнуто открытием берестяных грамот А.В.Арциховским. Внимание автора "Очерков"" концентрировалось на реалиях ХV-XVI вв., заслонивших от него действительность более раннего времени.

Основной объем необходимых для жизни знаний (грамотность и навыки трудовой деятельности), по-видимому, преподавался детям родителями. Именно такое положение вещей предполагает Устав Всеволода, записавший поповского сына, не умеющего грамоте, в изгои. Нормальным, очевидно, считалось, что отец-священник обучит своего сына основам своего "ремесла". Если образовательные потребности обучаемого превосходили уровень возможностей родителей, его отдавали в ученичество. Так, например, Феодосия Печерского, маленького в то время еще, родители по его же собственной просьбе отдали "на учение божъственныхъ книгъ единому от учитель". Ученичество было основной формой образования на Руси не только XI - ХIII вв., но и позже. Даже в XVII - начале XVIII в. на приглашенных для различных надобностей иностранцев помимо исполнения работ возлагалась обязанность обучать русских людей, приставленных к ним для постижения мастерства. Европейское просвещение делало свои первые шаги на русской почве в форме традиционного для древнерусской культуры ученичества.

В отдельных случаях, когда это необходимо было для нужд государства, образование становилось под эгиду княжеской власти. Владимир после крещения "нача поимати оу нарочитое чади и даяти нача на оученье книжное". Ярослав в 1037 году "поставляя попы и дая имъ от имения своего урокъ, веля имъ оучити люди". В Новгороде им были собраны 300 поповских детей, и отданы учиться книгам. В.Н.Татищев сообщает, что в 1086 году княгиня Анна Всеволодовна собрала при Андреевском монастыре в Киеве 300 молодых девиц и обучала их письму, ремеслам, пению, "швению" и пр. Часто указанные известия истолковывают как свидетельства организации учебных заведений в Древней Руси - "школ". Для этого, однако, нет никаких оснований. Фактов явно недостаточно, чтобы говорить о существовании школ как постоянных образовательных учреждений, стабильно функционировавших в течение достаточно долгого времени и являющихся самостоятельными организационными структурами наподобие западноевропейских университетов. Более внимательное прочтение имеющихся источников показывает, что речь в них не идет об учреждении институализированных учебных заведений, а все о том же, характерном древнерусском ученичестве, организованном и профинансированном государством для удовлетворения потребности в образованных людях. Князь в принудительном порядке отдавая известное количество детей "на учение книжное" (так прямо и говорится "даяти нача на оученье") и оплачивал учителей ("дая им от именья своего урок").

Как было показано Б.Д. Грековым, существовали различные уровни образования: основа - элементарная грамотность, и форма высшего образования - "учение книжное". "Совершенно ясно, что "учение книжное" - это не простая грамотность, а систематическое школьное преподавание". Нельзя не согласиться с мнением Б.Д. Грекова о том, что для высшего образования в Древней Руси была характерна систематичность. Только не в форме школьного преподавания (ибо нам ничего неизвестно о "школах"). Характер образования людей, считавшихся "философами", т.е. мудрецами, - митрополита Илариона, Климента Смолятича, Кирилла Туровского, авторов летописи и безымянных поучений, заставляет думать, что, по сути, оно заключалось в изучении наличного комплекса литературы - богословской и светской. Отсюда особенное отношение к книге, являющееся одним из фундаментальных, характерных черт русской культуры с древности до настоящего времени. Ученик должен был научиться понимать и истолковывать писания, кое-что заучивать наизусть, разбираться в богослужебном каноне, уметь петь, а в мировоззренческом отношении стать благочестивым и убежденным христианином. Высшее образование по-древнерусски - это приобретение начитанности под руководством наставника , учившего, прежде всего, постигать скрытый смысл написанного и развивавшего умение истолковывать окружающую действительность сквозь призму христианской идеологии. Значительно отличались от современных представления о целях хорошего образования. В общественном сознании XI - ХIII вв. ценность знаний как таковых была очень невелика. Монах Киево-Печерского монастыря Никита, ставший впоследствии епископом Новгорода, вошел в затвор и стал вместо молитв читать божественные книги. В деле этом он очень преуспел - помнил наизусть почти всю Библию. Однако, как ни странно, на это, казалось бы, богоугодное дело его подбивал нечистый. И как только собратья по монастырю, преподобные отцы, изгнали из него беса, он потерял все свои познания, которые, в результате, представлены в "Патерике" дьявольским искушением. Тех же воззрений, очевидно, держался и пресвитер Фома, с которым в своем "Послании" полемизирует Клим Смолятич. Фома "уличил" Клима в том, что тот, говоря современным языком, "шибко умный"". Митрополит не без иронии отвечает, что, Бог свидетель, он совсем не ставил себе цели искушать его "благоумия, но яко просто писавь", да и письмо, вызвавшее столь негативную реакцию, было адресовано не ему, а князю. Однако и сам Клим далек от того, чтобы утверждать самостоятельное значение произведений Гомера, Аристотеля и Платона, в обращении к которым обвинил его Фома. Из рассуждений Клима Смолятича становится ясно, что широкая начитанность, "философия", нужна человеку, прежде всего, для максимально глубокого понимания Божественного Писания. Конечная цель образования высшего порядка по древнерусским стандартам не столько овладение знаниями, сколько приобретение навыка понимания, истолкования фактов жизни и Святых книг, христианского мировоззрения. Оно направлено на развитие философского мышления по типу присущей всему европейскому средневековью экзегезы. Именно для помощи в развитии этого навыка, для направления его в нужное русло и нужен был учитель-наставник. Примеры образованности такого рода дает сам Клим Смолятич. Что ему дела, - пишет он, - до библейских персонажей - Иакова и двух жен его, "иже тако почитати, а неискати по духу"? Другое дело, если разобраться и понять, что жены, Лия и Рахиль, символизируют два народа - израильтян и язычников. "Лию убо въ образ израильтескых людий", "Рахиль - иже от язык людие" и т.п. Другой образец мудрости дает нам "философ, епископ белгородский"", написавший "Поучение" против пьянства. Распространенное бытовое явление он истолковывает в соотнесении с Царством Божьим; пьяный человек из просто неприятного субъекта превращается у него в прислужника Сатаны. Интересна линия рассуждения: пьяница напивается медом, он как будто служит ему; мед создается человеческими руками, следовательно, пьяница служит не Создателю, а созданью, уподобляясь тем самым язычникам, поклоняющимся идолам, значит, он служит дьяволу. Список примеров может быть продолжен.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ
Федеральное государственное бюджетное
образовательное учреждение высшего
профессионального образования

ВЯТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Гуманитарный факультет
Кафедра Всеобщей истории

КУРСОВАЯ РАБОТА

Семья и брак в Древней Руси

Выполнила:
Студентка группы Ис-11
Суркова Яна Николаевна

Научный руководитель:
????????
Казаковцев Сергей Владимирович

Киров 2012
План.

Морально-нравственные представления о браке и семье в Древней Руси.

1) Особенности и формы брака и семьи в языческий период.
2) Изменение брачно-семейных отношений после принятия христианства.
II. Правовые аспекты взаимоотношений в семье.

Правовое положение женщины как субъекта правоотношений.
Правовое положение детей, институт опеки и попечительства.
Заключение и расторжение браков, как процессы, узаконенные в древнерусском обществе.

Введение.

Институт брака и семьи – древнейший из ныне существующих, сопровождает человека в его социальном и духовном развитии на протяжении всей истории его существования и всех форм его бытования. Формы заключения брака, сущность и структура семьи, специфика семейных отношений разных народов различных исторических этапов, несомненно, различна, но цели такого объединения, как семья, функции и значение ее, безусловно, сходны. Поэтому нужно и важно знать не только общие сведения, - обществоведческие, правовые и социологические термины в семейной сфере, но и историю развития семьи и особенности брачно-семейных отношений своего народа. Ведь исторический опыт – опыт не только политический, экономический или правовой, но и опыт личностный, так как каждый из нас извлекает уроки из прошлого, полезность и значимость которых определяется конкретными социальными условиями, нашими психологическими установками, представлениями и убеждениями, которые реализуются в нашей повседневной деятельности, быту. А нынешние социальные условия и стереотипы таковы, что расшатываются даже такие устойчивые и «живучие» социальные структуры, как семья и институт брака. Конечно, нельзя соотносить древнерусское наложничество и современную моногамную неустойчивость семей, ведь социальные реалии здесь соотнесены быть не могут. Но, согласитесь, зачастую под разной формой того или иного явления кроется одинаковое содержание: предпосылки, причины, цели. Вот поэтому именно сейчас так необходимо разобраться в этом «содержании», увидеть то общее и вынести нужные уроки из опыта наших предков.
Итак, объектом нашего исследования является семья и брак в Древней Руси. Предметом – морально-нравственные и правовые аспекты брачно-семейных отношений Древней Руси до XIII века.
Соответственно, целью нашего исследования является изучение морально-нравственных и правовых аспектов семьи и брака в Древней Руси периода до XIII века и выявление соотношений по указанным аспектам между языческим и христианским браком. Задачи же таковы:
- исследовать морально- нравственные представления о семье и браке, специфику обрядов в языческий период и период после принятия христианства;
- на основе изученного выявить различия и определить причину и следствие эволюции нравственных представлений о браке и семье;
- путем изучения источников и мнений наиболее известных авторитетов в сфере правовых отношений определить правовую специфику регулирования брачно-семейных отношений в области правового положения женщин и детей, а также в сфере бракоразводного права;
- определить роль русской православной церкви в изменении нравственных представлений о браке и регулировании морали, в воздействии на местное и княжеское законодательство в области семейных правоотношений.
Чтобы выполнить вышепоставленные задачи, мы обратимся к некоторым (и почти единственным) компетентным источникам того времени: в сфере правовых отношений – к Русской Правде, уставу князя Владимира Святославича, уставу князя Ярослава, а также к трудам известного специалиста в области права М. Ф. Владимирскому-Буданову, Н. С. Нижник, К. Н. Неволину и др. Для рассмотрения семьи с позиции морально-нравственных ориентиров обратимся к автору фундаментальных исследования в области обрядовой специфики брака, социального и психологического положения женщин – Н. Л. Пушкарской, а также Н. С. Нижник, Б. Д. Грекову и др.

Глава I

1. Особенности семьи и брака в языческий период.

Итак, говоря о семье, как о важнейшем социальном институте общества, следует заметить, что возникла она довольно давно, в своем историческом развитии лишь сменяя различные формы организации брачно – семейных отношений от матриархата к патриархату, от полигамии к моногамии и т. д.
Определение слова «семья» касательно древнеславянского языческого общества также неоднозначно: Б. Д. Греков о «семье» говорит: «Что касается термина «семья», то в наших источниках мы найдем буквальное подтверждение того, что это не что иное как familia. Семья в понимании древних славян прежде всего означает – челядь, домочадцы, рабы…».
В понимании Н. С. Нижник семья – это некий коллектив, объединенный различными узами. Это круг лиц, который объединяет и эмоциональное, и правовое начало. Сам термин «семья» на древнерусском языке означал «товарищество, основанное на договоре». Он отмечал также, что в современном понимание семьей можно назвать как только лишь супругов, не имеющих детей, так и одного из супругов с детьми. В понимании же семьи древними славянами для ее существования необходимым был факт наличия детей, ибо союз бездетных супругов не выполнял функций семьи.
М. Ф. Владимирский – Буданов, размышляя о брачном союзе древних славян, говорит, что древние славяне никогда не находились в состоянии коммунального брака, что, впрочем, не исключает довольно беспорядочных половых связей. Он указывает, что, по данным летописи, древние славяне браков не любили, но сходились на игрища, где «происходило физическое сближение полов», после чего некоторых женщин мужчины брали в жены, а тех, которых не взяли, выставляли на поругание и осмеяние. Сам факт осмеяния брошенных женщин при коммунальном браке, конечно, невозможен, что свидетельствует, по мнению Владимирского-Буданова, о парном браке.
Древнейшее упоминание о восточнославянском роде мы имеем и в «Повести временных лет»…О матриархате применительно к народам нашей страны летописец ничего не говорит, несмотря на то, что ему известны вообще различные формы семьи и брака. Между тем, в его изображении наиболее отсталые славянские племена (древляне, радимичи, вятичи и северяне), знают, во всяком случае, полигамную патриархальную семью, а может быть, и парный брак: «Браци не бываху в них,- пишет он,- но игрища межу селы; схожахуся на игрища, на плясанье и на вся бесовьская игрища, и ту умыкаху в жены собе, с нею же кто свещашеся; имаху же по 2 и по 3 жены.» Умычка была в глазах древнего бытописателя низшей формой брака, даже его отрицанием: «браци не бываху в них», а только умычки.
Идеал летописца – моногамная семья. Греков утверждает, что «oн стоит за нее….потому, что моногамная семья благодаря победе частной собственности над первоначальной, первобытной общинной собственностью, сделала уже большие успехи». Это произошло, во всяком случае, у полян, уже вышедших, по его изображению, из дикого состояния, в каком оставались другие племена. Таким образом, судя по данным летописи, мы видим, что уровень развития семейных отношений различных племен неодинаков: «отсталые» варвары, такие как вятичи и радимичи, еще находятся на стадии многоженства, в то время как честолюбивые и высокоразвитые поляне перешли к более этичной и высоконравственной моногамной семье.
Теперь, определив понятие семьи в представлениях древнего славянина, мы можем подойти к различным формам заключения брака в древнеславянском языческом обществе. Во-первых, это похищение невесты женихом, о коем в один голос утверждают и М. Ф. Владимирский - Буданов, и Н. С. Нижник, которое признано первой формой индивидуального брака. Оно могло быть реальным, то есть фактическим, и «мнимым». Последнее совершалось при предварительном согласии родителей и невесты. Летопись сообщает, что славяне имели обычай похищать себе на игрищах тех невест, с которыми они сговорились. «…И ту умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся», – рассказывала об «умыкании у вод» невест «Повесть временных лет». Обряд похищения невесты «у воды» совершался на праздниках в честь Лады – богини любви, счастливого замужества и семейного очага, которые начинались ранней весной, «на Красную горку», и продолжались до середины лета – дня Ивана Купалы.
Другим способом заключения брака в языческую эпоху являлась покупка невесты у ее родственников. Продажа невесты, по утверждению М. Ф. Владимирского – Буданова, могла быть совершена отцом, матерью, а также главой рода или родового союза. Видимо, плата за невесту – «вено» (в более поздние времена- «калым» - продажная цена) была связана с похищением и являлась следствием примирения жениха-похитителя с родом невесты, своего рода компенсацией за «умычку», в результате которого жених за невесту отдавал выкуп. Причем, чем выше цена, тем больше чести для невесты, а значит, и для всего ее рода. Поэтому выдать невесту замуж «подороже» старались не только бедняки, но и весьма зажиточные и богатые поселяне. А значит, недаром арабский историк Казвини так говорит о руссах: «Тот, у кого родились две или три дочери – обогащается, тогда как имеющий двух-трех сыновей делается бедняком».
Процесс покупки невесты уже в древние времена был достаточно сложным. Одним из важных его элементов был предварительный договор или запродажная сделка. В процедуре договора М. Ф. Владимирский – Буданов выделяет два этапа: первый - сватовство, то есть осмотр предмета сделки (невесты) через посторонних. И второй - рукобитье – заключение сделки сторонами: родителями жениха или самим женихом и родителями невесты. Форма совершения сделки обычно словесная и символическая («рукобитье», «заручение», то есть связывание рук). К ним впоследствии присоединились и некоторые религиозные формы: богомолье, литки, или пропоины, то есть языческая жертва через возлияние.
В плате за невесту он различает действительную плату – «вывод», или «кладки», получаемую отцом невесты, и обрядовую – выкуп, получаемый братом невесты или ее подругами. О выкупе свидетельствуют строки из свадебной песни невесты:
О, сударь ты мой, ясен сокол, милый брат,
Уж не кидайся ты на злато-серебро,
Уж не продаваи-ка ты меня в цузи людзи.
Процедура заключения брака при покупке состояла только в передаче невесты жениху. Передавалась не невеста как вещь, а символы власти над ней. У славян это была плеть. (У германцев таким символом был меч. Но они передавали мужу право жизни и смерти жены, а русские – лишь право наказаний).
И, наконец, у полян появилось третья, самая распространенная впоследствии форма заключения брака – приведение невесты ее родственниками в дом к жениху. «Поляне… брачные обычаи имяху: не хожаше зять по невесту, но приводяху вечер, а завтра приношаху по ней, что вдадуче», – сообщала летопись.. Отсюда мы видим сущность этой формы брака: жених не идет в дом невесты за нею, наоборот, ее приводят к нему в дом, что отличает это форму от похищения, и он не платит за невесту, наоборот, за нее приносят приданое – это отличает приведение от покупки. Брак заключался в результате соглашения между родственниками невесты и женихом или его родственниками. М. Ф. Владимирский – Буданов отмечает важное место языческих обрядов при приведнии: это и каравай, который брачующиеся должны были отведать, и их посажение на коже жертвенных животных, употребление символов огня и воды. Также интересна особая церемония, сопровождающая заключение брака: невесту приводили вечером в дом к жениху, и она разувала его в знак покорности: «В один сапог жених клал плетку, а в другой – драгоценный камень или монету. Если девушке удавалось снять сначала тот сапог, в котором находилась монета, то невесту считали счастливой. Если в сапоге оказывалась плетка, счастья ей не обещали и говорили, что всю жизнь ей придется угождать мужу. При этом жених в знак своей власти над женщиной ударял свою будущую спутницу жизни плетью по спине…»
Таким образом в языческую эпоху брак, будучи скрепляемым религиозными обрядами и символами, возвысился до религиозного значения. Брак теперь обязателен не только для жены, но и в равной степени для мужа.
Личные отношения между супругами во многом зависели от формы заключения брака. При похищении невесты она становилась собственностью своего мужа. Поэтому в отношении женщины у мужа возникали права скорее вещного, чем личного характера. В качестве подтверждения этого предположения исследователь русского права, профессор К.А. Неволин, рассматривал древнейший обычай сжигать жену, как и остальное имущество ее мужа.
При покупке невесты, особенно при заключении брака с приданым, по соглашению между женихом и родственниками невесты возникали такие отношения, которые несколько ограничивали власть мужа. К тому же и сама жена при такой форме заключения брака приобретала некоторые личные права.
При приводе же невесты последующие отношения между мужем и женой мы отметили.
Власть мужа во всех случаях была велика. Но при этом на Руси, по-видимому, муж никогда по закону не имел права жизни и смерти в отношении своей жены. Хотя ее свободой распоряжаться мог. Свидетельством этому могут быть записи в летописи Нестора, относящиеся к 1022 году, о том, что Тмутараканский князь Мстислав и Касожский князь Редедя, вступая в единоборство, условились, что тому, кто победит другого, достанутся не только имение, казна, но также жена и дети побежденного.
Отношения между родителями и детьми в славянских семьях языческого периода строились на признании власти родителей над детьми. Это становится очевидным из всех примеров внутрисемейных отношений, дошедших до нас в летописных упоминаниях Нестора. Но сообщения о взаимоотношениях родителей и детей свидетельствуют о том, что родительская власть была «чужда строгой суровости: при заключении браков собственная воля и желание детей не оставались без внимания»; при решении различных жизненно важных вопросов детям предоставлялось право выбора (Святослав, например, позволил своим сыновьям самостоятельно решить: идти на княжение в Новгород или отказаться от него).
Расторжения брака древнерусское право этого периода не знало. В языческую эпоху господствовало представление о том, что брак с одной женой заключается «на веки» и простирается за пределы гроба. Владимирский-Буданов, как и Неволин, предполагал, что именно об этом свидетельствуют некоторые особенности сожжения вдовы у руссов при смерти мужа: «Когда умирает мужчина, то сжигается с ним жена его живою; умирает женщина, то муж не сжигается». По свидетельству очевидцев, если умерший при жизни был холост, то его женили после смерти. Проблем с выбором невесты, видимо, не было. В таких случаях женщины сами стремились быть сожженными вместе с новым мужем, так как это позволяло «войти в рай».
Вообще, языческое брачное право неодинаково решало вопрос о повторном браке для вдовца и вдовицы: для вдовца он мог повторятся неограниченное количество раз, для вдовицы же не всегда. В условиях многоженства у некоторых племен существовало понятие «главная жена», - именно она после смерти мужа сжигалась с телом супруга.
Итак, подводя итог, стоит выделить три последовательно сменявшие формы заключения брака, естественно, не исключая их параллельного существовании. Первая форма- это похищение, или умычка, которое могло быть действительным или мнимым (когда о похищении заранее договаривались жених с родителями невесты либо родители жениха и невесты), умычка предусматривала тотальную зависимость невесты, а впоследствии и жены от воли мужа. Вторая- это покупка, когда жених, дабы не обидеть род невесты, компенсировал умычку денежным или иным вознаграждением – «вено», в более поздние времена - «калым» (несомненно, это понятие связано с монголо-татарским влиянием). Покупка предусматривала некоторое ограничение власти мужа, а также наделение жены некоторыми личным правами. И,наконец, третья- это приведение – привод невесты в дом жениха, еще и с приданым. Поэтому в этом случае семья, имеющая много дочерей, вряд ли обогатится выдачей их замуж. Но, с другой стороны, такая форма брака предусматривала обязательность и прочность не только со стороны жены – но и мужа. Жена в этом случае уже не наложница – она полноправный член семьи.

2. Семья и брак после принятия христианства.

После крещения Руси в 988 году и присвоения церкви монополии на утверждение брака начали складываться нормы брачного права. Происходила рецепция и брачно-семейного законодательства, основанная на канонических представлениях о браке, заимствованных из Византии, получившего название «Номоканон». Дополненный и исправленный впоследствии русскими князьями, он стал называться «Кормчей книгой».
Итак, крещение Руси в 988 г. повлекло за собой изменения в области семейно-брачных отношений. Архаичные формы брака, такие как умыкание у воды, «брак – приведение», «покупка жен» должны были уступить место «цивилизованной» его форме – браку венчальному. Однако церковному венчанию не сразу удалось вытеснить архаичные обрядовые языческие действия, так глубоко укоренившиеся в привычках и сознании населения, поэтому венчание, введенное в обиход в XI веке, практиковалось только среди высших слоев общества: «…не было на простых людях благословенного венчания, но бояре только и князья венчались». Браки же простолюдинов совершались при помощи языческих обрядовых форм: «…простым же людем яко именем и плесканием». Однако церковь активно боролась с языческими пережитками, усиленно пытаясь закрепить каноническую форму брака.
Вообще, все нормы закрепления, расторжения брака, реализации брачно-семейных отношений начала контролировать церковь, вплоть до морально-нравственных и бытовых аспектов семейной жизни: регуляции интимной жизни супругов, межличностных отношений всех членов семьи и способов и методов воспитания детей.
Правовые условия заключения брака будут рассмотрены позднее, сейчас же обратимся к обрядовой специфике и морально-нравственным аспектам заключения брака и различных отношений в семье.
Брак, согласно Кормчей книге, предварялся обручением – сговором, когда родители жениха и невесты договаривались о приданом и назначали день свадьбы.
Далее следовали смотрины – оценка невесты родственниками жениха. Сам жених не мог увидеть невесту до свадьбы, в таком случае довольствуясь лишь рассказами о ней и красноречивыми описаниями. Женщины- смотрительницы (родственницы жениха) тщательно осматривали девушку, говорили с ней. Иногда разрешали осматривать ее и нагой, дабы обнаружить возможные физические изъяны. Бывали случаи, когда на смотринах показывали одну девушку, а на обручение приводили другую. Даже если жениху и удавалось увидеть невесту заранее, он и тогда не мог гарантированно уберечься от обмана. Н. М. Костомаров рассказывал интересную историю: за выдачу косой на один глаз девушки ее отец пообещал хорошую награду. Естественно, быстро нашелся сват, который всячески расхвалил девушку и пообещал жениху даже возможность увидеть ее. В назначенный час девушка шла по улице здоровым глазом обращенная к тому окну, из которого подглядывал за ней горе-жених. Не заметив обмана, он согласился жениться, о чем, впоследствии, горько пожалел, но изменить, естественно, ничего уже не мог.
Если же невеста на смотринах не приглянулась, жених должен был либо жениться, либо выплатить «бесчестье», если успел жениться на другой.
С удачных смотрин начиналась подготовка к свадьбе. Но предварительному брачному сговору предшествовала помолвка. По русскому обычаю ей сопутствовала трапеза у родителей невесты: ели пироги, кашу, сыр. Разрезание сыра символизировало закрепление помолвки, после которой жених уже не мог отказаться от невесты, что в противном случае рассматривалось как оскорбление девушки. За это жених должен был возместить расходы на угощение и заплатить штраф в пользу церкви
Обручение оформляется специальной рядной записью. Она содержит информацию о том, кто и когда выходит замуж, какое приданое дают родители невесты, когда назначается свадьба и т. д. Круг вопросов рядной не ограничен. После этого обряда девушку называли «обрученной» - в результате сговора били рука об руку и «суженой» - о ней судили сваты. В случае нарушения обещания вступить в брак жених платит неустойку – заряд, который зависел от материальных возможностей семьи (от 1000 до 10 000 руб.). После XII века неустойку платили и родители сорвавшей свадьбы невесты. Таким образом, обручение было закрепленным общественной моралью обязательством жениха жениться на девушке. А нарушение верности жениху уже рассматривается как прелюбодеяние: «Жену, иному обрученную, берящий в брачное сожитие, при жизни еще обрученника, да подлежит вине прелюбодеяния». На практике обручение было не всегда удобно, потому как зачастую обручение совершалось еще в малолетстве, что исключало свободную волю брачующихся, к тому же размер заряда часто был непосильным для семьи жениха.
Приходский священник, получив уведомление о намерении вступить в брак, проводил обыск, выясняя у родственников и знакомых возможные препятствия к браку. Затем, не позднее чем за три недели до венчания, в приходе жениха и в приходе невесты оглашался список лиц, вступающих в брак.
Единственной формой совершения брака церковь признавала церковное венчание. Исключение – повторные браки. В день свадьбы до венчания невеста находилась в хоромах отдельно от жениха, что породило само название «невеста» - что значит неизвестная. Затем жениху и невесте чесали голову гребнями, это предшествовало надеванию на невесту кики и повойника с фатой – отличительных головных уборов замужней женщины.
Интересен и обычай «баенной воды», связанный с желанием сохранить любовь мужа: невеста поила мужа той водой, которой незадолго до этого она мылась в бане (также женщины, желающие расположить к себе мужа, обливались молоком, которое давали потом пить мужу; естественно, церковь боролась с таким «привораживанием»).
Перед поездкой к венцу невесту осыпали хмелем – к веселью, вносили шубы – к богатству, соломенные тюфяки и снопы – к легким родам.
Венчаться не в своем приходе строго запрещалось, поэтому венчались либо в приходе жениха, либо в приходе невесты. Венчание происходило в присутствии как минимум двух свидетелей прилюдно, тайное венчание было запрещено: «…никто же в тайне да не венчается, но при множайших людях…» . Венчать мог любой священнослужитель, только не монах. Жених становился по его правую руку, невеста – по левую, каждый их них держал в руке по горящей свече. Священник клал на них фимиам и молился, благословляя брак, желая иметь мир и долголетие, побольше детей и внучат.
Таким образом, элементы традиционных свадебных ритуалов спустя несколько столетий трансформировались в предсвадебные и свадебные обряды. Узаконивая венчальный брак, церковь регулировала этические стороны брачных отношений: устанавливала наказания за насильственную и несвоевременную выдачу замуж, за моральное оскорбление, наносимое возможным отказом жениха от невесты и т. д.
Известно, что в языческое время между мужем и женой господствовали отношения подчиненности последней, причем до такой степени, что жена считалась собственностью мужа, которую можно было отдать, на которую можно было поспорить, а то и убить. После принятия христианства отношения эти были направлены в более гуманное русло, но отрицать зависимость жены от власти мужа мы все-таки не можем.
Итак, обратимся теперь к аспектам семейной жизни древнерусского человека. Нельзя оставить без внимания разделение церковных клериков жен на «добрых» и «злых». Православная концепция характеризует «добрую жену» как работящую, «страдолюбивую», хорошую хозяйку, профессионально не занятую, но работающую усердно по дому. Однако определяющим фактором «доброй жены», по взглядам церкви, был, конечно, не материальный, а нравственно-религиозный. Он заключается в том, что «добрая жена» должна быть богобоязненной. Далее следовал фактор социальный – от «доброй жены» ожидалось добровольное отречение от каких-либо дел вне семьи. И моральный – под «доброй женой» подразумевалась покорная, смиренная, тихая женщина, безоговорочно согласная на признание своей второстепенности по сравнению с мужем, а значит, и верная, преданная ему в любых жизненных ситуациях. Так авторы церковных поучений исходили в первую очередь из моральных обликов православного человека в определении понятия «злой» и «доброй» жены, заключавшегося в совокупном наборе социальных, моральных, бытовых качеств. Это скорее символический образ идеальной православной жены, нежели качества, которые должны иметь отдельные женщины.
Но невозможно построить психологический портрет раннесредневековой женщины из представлений духовенства об идеальной женщине. И дихотомия, двойственность средневекового сознания, отразилась в антиподе «доброй жены» - «жены злой». Немало интересных фактов поведения женщин и реалистических черт дают нам исповедные книги и сборники поучений и различных епитимий на этих «злых женок». До нас это дошло благодаря тому, что церковные дидактики стремились не только искоренить все девианты в поведении женщин, но и найти причины этих отклонений и мотивы «злых» поступков. «Злых жен» требовалось рисовать праздными, ленивыми и сонливыми, к тому же безалаберными, не умеющими «беречь» и «вести» дом. Их образ жизни свободен и независим. И если для современного человека непонятна отрицательность этих характеристик, то для человека раннего средневековья, особенно для церковных дидактиков, это было причиной распущенности в сфере интимных отношений, как в браке, так и вне его: они «прелюбодейницы и упьянчивы», к тому же еще и «мажущася и красящася». Вообще, церковные дидактики настаивали на том, что женщины более сексуальны, чем мужчины, как в браке, так и вне его: «…жены мужей оболщают, яко болванов…». «Злые жены» всегда не покорны («…владеют мужем…не работав – работят…»), самостоятельны в суждениях («…меют дерзновение глаголяить…все корят, осуждают…хулящи и закона не знающи…»). Возможно, даже, недостаточно религиозны, а то и вовсе атеистичны («…ни священника чтят, ни Бога ся боят…в церкви смеются…глухи на спасение…») и склонны к социальным протестам («…великой пакости и великим исправлениам»).
Церковные дидактики усматривали все эти характеристики «злых жен» в связи с одержимостью их «страстями» - особыми наклонностями души, любыми проявлениями эмоций (гнев, страх, любовь, радость), что и являлось постоянным объектом их неустанной борьбы. Женщины с повышенной эмоциональностью – самые неустойчивые, самые частые жертвы страстей. Даниил заточник замечал у «злых жен» зависть к чужому благополучию и красоте, честолюбие, склонность к изменам, злословие и лживость.
В итоге можно заметить, что взгляды и оценки древних, их воззрения на частную жизнь своих супружниц складывались, в основном, на осуждении богатого мира женских чувств. И пройдет немало времени, когда гуманизация общества позволит ликвидировать четкую грань между «злой» и «доброй» женами и наконец признать женщину не как вместилище пороков и страстей, а как целостную сформированную личность, с индивидуальным темпераментом, ценностями, характером и взглядами на жизнь и семью.
Таким образом, разобравшись, так сказать, с характеристиками жен, мы можем на основании заключенного перейти к рассмотрению интимной стороны супружества. Нетрудно догадаться, что основное влияние на интимные отношения супругов оказывала церковь, которая довольно рано показала свое репрессивное отношение к семье и особенно к этой стороне брака. Приходские священники постоянно контролировали интимное поведение своих прихожан, требуя тотального отчета о всех соответствующих действиях. Поэтому все интимные стороны внутрисемейных отношений отражены в многочисленных покаяниях: «прелюбодей и блудница, поведайте всякие грехи мне без срама».Однако церковь хоть и осуждала, но не требовала целомудрия от вступающих в брак. Это идея еще не успела стать моральным принципом, поэтому ограничить свободу как мужчин, так и женщин в этой сфере было нелегко.
Древние памятники покаянного права XII века показывают нам причины, по которым затруднялось осуществление воспитания нравственности и целомудрия прихожан. Одна, и самая весомая из них – инцест. Жестче всего наказывался сексуальный контакт сына с матерью – до 20 лет епитимьи, самое мягкое наказание следовало за связь брата и сестры – 40 гривен штрафа, либо 3 года без причастия. Имели место и связи между зятем и тещей вследствие слишком ранней выдачи дочерей замуж и относительной молодости тещ, наказывалось это 3 – 5 годами без причастия. Также веской причиной было и то, что дети часто являлись свидетелями интимной жизни их родителей в условиях ограниченного пространства, когда все спали в общей комнате. Это служило дополнительным условием распущения нравственности с самого детства.
Ранние интимные отношения и активное стремление к ним, невозможность подавить сексуальные желания («…не може удержати…») – служило доводом в пользу заключения ранних браков.
Согласно проповедникам и составителям покаянных книг, греховны все «любы телесные…еже не чадородия, но слабости ради…». Такие отношения назывались «любославствовать», «любоплотствовати», они не употреблялись в отношении супругов, - означали просто связь между мужчиной и женщиной.
Так, можно разделить все осуждаемые церковью и обществом интимные связи, исключающие связи между мужем и женой на блуд (добрачные связи, еще и с девиантами в сексуальной ориентации) и прелюбодеяние (супружеские измены). Причем социальный статус блудницы или прелюбодейницы в расчет не брался. Женщину, «отмолвившу» чужого мужа от его законной жены, наказывали годом епитимьи. Церковь усиленно убеждала супругов в бессмысленности измен, так как все люди одинаковы, а женщины – тем более. Согласно церковному закону, жена должна была терпеть измены мужа, стараться держать его при себе, в то время как муж, узнавший о прелюбодеянии жены, должен был непременно наказать ее.
Но при общей бедности духовных запросов и не очень-то высоким уровнем нравственности, несмотря на все старания церкви привить мораль, физические удовольствия и для мужчин, и для женщин, были едва ли не первейшей радостью. «Любы телесныя» в этом случае мало отличались от желания «досыта наесться». Но и в этом случае церковные наставники пытались регламентировать интимную жизнь людей. Это было и наставление гигиене: священники строжайше наставляли «омыться» после греховного падения. Активно пропагандировала церковь и стремление к слабости половой жизни. На протяжении четырех «великих» постов, а также в ночь на среду, пятницу и субботу «плотногодие творити» было запрещено. Так что, при строгом соблюдении христианских запретов, формально на интимные отношения у супругов оставалось не более 5-6 дней в месяц. Однако данные епитимий говорят о весьма не христианском отношении прихожан к данным запретам.
Так, ввиду скудности быта, безрадостного существования и тяжелого труда, половые отношения были неупорядочены и неограниченны, в чем раннесредневековый человек видел компенсацию своей безрадостной жизни, единственное развлечение. Влияние церкви имело место в регулирование интимных отношений все же небольшое (при всем старании отцов церкви) и, несмотря на все старания священников прихода, большинство прихожан все же находилось в плену страстей.
И, наконец, важнейшим аспектом семейное жизни является рождение и воспитание детей. Это было единственным оправданием физической стороне брака в глазах церкви. Древнерусские проповедники, неустанно осуждая у мужчин «хотение женьско» постоянно напоминали, что «жена бо человеку дана плода для».
Отцы церкви, настойчиво постулировавшие идеи многочадия, добились идеи о том, что отсутствие детей в древнерусской семье считалось величайшим несчастьем, поэтому церковь, пропагандировавшая многочадие, гарантировала счастье семье, а именно рабочую силу в виде детей, опору в старости и болезни. Дети – вот смысл существования семьи.
И идеалом супруги, соответственно, была многодетная мать. Но женщина, измученная частыми родами(рожали женщины почти каждый год), вольно или невольно задумывалась каждый раз о необходимости рождения. Если семья была еще и бедной, это становилось непосильной ношей для женщины: «живот болит, детей родит». И, получив от самих себя отрицательный ответ, женщины обращались к знахаркам, которые с помощью специальных зелий разрешали все проблемы. Частое упоминание об «извержениях» говорит от том, что женщины пытались самостоятельно регулировать число деторождений. Поэтому весьма суровые наказания налагались на женщину, пытавшуюся регулировать число деторождений, избегать нежелательных беременностей, прерывать их. За это наказывали епитимьей и штрафом: «всякая женка, скажающа в себе отроча, душегубица наречется». Посты в таком случае назначались до 10-11 лет. Абортивные операции карались вплоть до отлучения от церкви. Убийство же ребенка, зачатого вне брака, считалось двойным грехом. Выкидыш грехом не считался. Но если он случался в результате побоев мужа, то его ждало наказание, приравненное каре за детоубийство. Но штраф и епитимья за убийство человека, пусть даже ребенка, кажется слишком мягким наказанием. В «Вопрошании Кирика» женщину – детоубийцу карали несколькими годами поста, по уставу Владимира Ярославича ее следовало постричь в монахини. В Византии за подобные дела зачастую следовала смертная казнь. Таким образом можно судить, что о ребенке не очень то и заботились, несмотря на то, что считали его счастьем для семьи. Этакое «небрежение детьми» находит подтверждение в епитиймных сборниках о наказаниях родителям, удавивших, утопивших, «заспавших» ребенка в общей постели, за которыми следует довольно мягкое наказание. Вспомним древнерусские пословицы: «Бог дал, Бог взял», «Без них горе, а с ними вдвое». О «небрежении» к детям также говорит и факт продажи родителями своих детей в «одерень» - в полное бессрочное пользование. В этом случае штрафы назначались в зависимости от обстоятельств, которые побудили к такому действию (если в случае невозможности прокормить - 6 лет епитимьи, если такая возможность была – 8 лет). Да и священнослужители предписывали «недолго плакати по мертвым детям». Как вы видим, основной причиной «небрежения» к детям была невозможность прокормить лишний рот. Вообще, если мы обратимся к «истории детства» Л. Демеза, в основе которой лежит классификация отношения к ребенку на инфантицидный, бросающий (небрежения) и амбвивалентный(терпимый) стили, то бросающий стиль, то есть небрежение, длится вплоть до XIII века, поэтому такое небрежение к детям весьма закономерно.
Как мы уже упомянули, в вопросах деторождения широко практиковалось обращение к «бабам-идоломолицам», «бабам-богомерзким», то есть к знахаркам. Нет свидетельств об официальном наказании таких женщин за их деяния, лишь их мужьям предписывалось наказывать своих женок, изобличив ее в этих поступках. Но кроме контрацептивных и абортивных средств им были известны также средства для повышения возможности зачатия, повышения мужской силы, облегчения родов, активизации детородной функции, значит, они способствовали в какой-то мере поддержке семейных отношений. О важности знахарок в средневековом, да и в обществе Нового времени, говорит возможность развода (но не всегда) по причине бесплодности одного из супругов. Поэтому нельзя однозначно судить об их роли в регулировании семейных отношений.
И церковь предписывала заботиться о беременной – настаивала на всех мерах, способствующих сохранению ребенка: разрешала не кланяться женщинам низко, не участвовать в тяжелых для нее работах. В поучении новгородского архиепископа Ильи-Иоанна содержится фраза: «Егда жена носит в утробе, не велите ей кланяться на коленях, ни рукою до земли, ни в великый пост: от того бо вережаються и изметают младенца». Рожающих и беременных женщин в народе боялись. Рожали женщины в основном в бане. Зачастую при родах присутствовали знахарки и повитухи. Раскрывали все окна, двери, развязывали все узлы на одежде. Считалось, что это поможет облегчить роды. Сами роды считались делом «нечистым», как и мать, в течение 40 дней после родов тоже считалась «нечистой». Ей запрещалось входить в церковь и есть с другими членами семьи, а также вступать в половую связь, что объективно предохраняло ее от инфицирования, равно как и требование «помыть всюде» перед и после родов. Церковь настоятельно рекомендовала роженице вегетарианский рацион (согласно общей концепции воздержания). Вреда матери это не приносило, но и о пользе сказать тут нечего. Но послабления родившим женщинам касательно регламентации рациона во время постов церковь делала. Так, она разрешала и даже предписывала есть рыбу малым детям в дни даже самых строгих постов.
Что касается отношений родителей и детей, Н. Л. Пушкарская полагает, что матери больше любят сыновей, тогда как отцы привязаны более к дочерям. Это объясняется тем, что мать подсознательно ищет защиту у сына, а отец – покровитель и защитник дочери.
Православная этическая мысль не отделяла материнского воспитания от отцовского и предлагала в основном репрессивные методы воспитания в целях сохранения иерархичных отношений в семье: «Бей дитя, пока поперек лавки лежит», «Младу отрочати перед старым молчати»; что способствовало «правильному» воспитанию, уважению и боязни главы семье и вообще старших в роду. Вообще, дети – самые бесправные субъекты любых отношений в древнерусском обществе. Недаром «отрок» означает не имеющий голоса, молчащий. Но, все-таки, семейное воспитание было направлено на формирование чувства ответственности, идентичности со своей семьей и родом, а значит, и заботу о всех членах семьи, особенно о престарелых родителях. Л. Н. Пушкарская отмечает особое, не свойственное ни Западной Европе, ни восточным странам того времени уважение и почитание матери. Об этом говорит и тот факт, что в Древней Руси существовала традиция давать детям не «отчества», а «материнства» (Олег Настасьич, Василько Маринич), Изборник 1076 года содержит требование беречь и опекать мать. По традиции мать после смерти супруга жила в доме младшего из сыновей, и дети должны были платить престарелым родителям теми чувствами тепла и заботы, которое они получали в детстве от них. А пренебрежение этими установками неустанно порицалось церковью. Вообще, уважение к матерям, к пожилым женщинам, старости в целом, было характерной национальной чертой русских.
Таким образом, роль семейного воспитания в Древней Руси была чрезвычайно велика, без нее невозможны были накопление, сохранение и трансляция социокультурных ценностей, нравственных и религиозных основ от поколения к поколению.
Итак, касательно морально-нравственных аспектов взаимоотношений в семье в период после принятия христианства (то есть отношений между супругами, между родителями и детьми, тещей, тестем и зятем, свекром, свекровью и невесткой), мы можем отметить высокую степень влияния на них церкви, которая регулировала практически все стороны внутрисемейных отношений в русле высокой нравственности. Она вмешивалась в процессы заключения брака, признав единственной возможной формой его осуществления венчание и устанавив обрядовую специфику его заключения, защищая честь и достоинство вступающих в брак; во внутрисемейные, в том числе и интимные связи мужа и жены, регулируя степень подчиненности жены мужу, ограничивая половые контакты и регулируя демографическую ситуацию путем запрета абортов и использования контрацепции; в процессы физического, трудового и нравственного воспитания детей. Это и отличает брак христианский от брака языческого – развивавшегося тоже не без влияния религии, но развивавшегося стихийно, бессвязно заимствуя архаичные обряды, ритуалы (иногда жестокие и варварские-вспомним сожжение жены при смерти мужа у некоторых племен) и способы совместного бытования от предшествующих поколений, в то время как брак христианский, пусть и был подчинен строжайшей регламентации со стороны церкви, пусть и испытывал традиции, в том числе и языческие, все же находился, несомненно, на более высоком уровне, и не только в силу особенностей исторического развития того периода, но во многом под влиянием активной нравственноориентирующей деятельности церковных дидактиков.

Глава II

1. Правовое положение женщины как субъекта правоотношений.

Как известно, во времена язычества правовое, да и личное положение женщин было незавидным. Да и о каких правах можно говорить, когда жена считалась собственностью супруга, вещью. С развитием этической и правовой мысли женщина постепенно начала наделяться личными и имущественными правами.
Имущественно-правовой статус женщины эволюционировал от полного бесправия к медленному расширению дееспособности в отношении лично им принадлежавшего и общесемейного имущества.
Первое упоминание о полномочиях женщин на владение определенным имуществом содержится в договоре 911 г. Олега с Византией, утверждавшем право женщины сохранить за собой часть общего с мужем имущества даже в случае, если муж совершил убийство и предстал перед законом.
Женское имущественное владение, в Русской Правде именуемое «часть», включало приданое и некоторое имущество, которым она могла владеть и распоряжаться по собственному усмотрению.
Не лишним будет рассмотреть приданое с правовой точки зрения. До сих пор остается открытым вопрос, было ли приданое имуществом и собственностью жены или же обшей, семейной собственностью. А. И. Загоровский считает его общим, К. А. Неволин – раздельным. Н. Л. Пушкарская выдвигает компромиссную точку зрения: движимая часть имущества принадлежала жене, недвижимая – была собственностью обоих супругов.
Проследить эволюцию имущественных отношений по отношению к женщине позволяет и обращение к аспектам права наследования и обладания имуществом.
С древнейших времен,точнее с распада родоплеменного строя, женщины могли наследовать и по закону, и по завещанию. Вдовы принадлежали к первому кругу наследником (но после сыновей). Сестры же наследственной доли в XI-XII веках не получали. Приданым их должны были обеспечить братья.
Статья 93 Русской Правды устанавливает наследственные права вдовы. Если она не выйдет повторно замуж, то имеет право получить на жизнь определенную часть имущества мужа (выдел), причем выдел она получает за счет уменьшения доли взрослых детей. Кроме того, вдова остается собственницей всего того, что было подарено мужем (украшения, одежда, и т. д.). Мы видим, что общинное право наследования, по которому супруга покойного мужа являлась полноправной хозяйкой всего имущества, теряет свою силу. Это, вероятно, связано с усилившимися феодальными процессами, стремлением отца передать имущество сыновьям, а не жене, которая после повторного выхода замуж могла отдать все наследство в руки нового мужа.
Особенно интересна в плане имущественных отношений статья 94 Русской Правды. Согласно этой статье, муж, переживший свою супругу, не получал наследственной доли в имуществе покойной, а только управлял этим имуществом. На «часть» первой жены имели право только ее дети, даже если отец передал эту «часть» свой второй жене, то есть мачехе этих детей.
Нормы наследования имущества матери отличались от права наследования имущества после смерти отца, хотя здесь также существовало наследование и по закону, и по завещанию. Дети не могли претендовать на раздел материнской части, но она сама могла определить наследника или наследников (напомним, муж такого права не имел), в том числе и дочерей, как от первого, так и от второго брака. По закону наследство матери переходило тому, с кем она жила после смерти, или тому, кто обеспечивал ее пропитание. Ими могли являться не только ее родные дети, но и многочисленные родственники по боковой линии, которые в этом случае также могли надеяться на завещание.
В это время женщины предстают владелицами и распорядительницами движимого имущества. Его основную часть составляло приданое и параферональное (часть имущества жены, не входящего в придание) имущество.
Но с развитием имущественных отношений утверждается возможность владения женщинами недвижимостью: землей, «отчиной». Правда, женщина могла пользоваться недвижимость своего покойного супруга при условии невыхода замуж повторно. Кстати, то же самое правило действовало и для мужа умершей жены, желающего пользоваться ее недвижимостью.
В конце XIII века утверждается правило, позволяющее получать дочерям часть имения, равную части, получаемой братьями, тем самым закрепляются равные права братьев и сестер на недвижимость. Мало того, в это же время даже незаконная жена имела право претендовать на так называемую «прелюбодейную» в имуществе умершего, чтобы прокормить общих с ним детей, и даже вести тяжбу с его законной женой! Также при отсутствии прямых наследников земельное наследство передавалось в руки непрямых родственников, из числа которых и не исключались женщины.
Итак, имущественные права женщин, в частности наследственные, как мы видим, эволюционировали от полного имущественного бесправия (языческих времен) к имущественной самостоятельности и получения права владения и распоряжения(!) недвижимостью. Под распоряжением недвижимостью мы понимаем передачу собственной земли женщинами (продажа, залог, обмен, дарение) и приобретение ее в собственность (получение в дар, покупка, получение в приданое, наследование). Это безусловно связано с общими экономическими и социально-классовыми изменениями, характерными для государства и общества того времени. Однако здесь следует оговорка: ввиду социальной и имущественной дифференциации такими правами обладали отнюдь не все женщины Древней Руси, а лишь представительницы высших сословий, зажиточные горожанки и купчихи.
Теперь рассмотрим права женщин в аспекте уголовного права. Феодальное законодательство принимает во внимание в этом вопросе социальное положение субъекта и объекта права. Так, в Русской Правде, права свободной женщины («жены») не соответствуют правам мужчины: за ее убийство назначена половина ставки штрафа за мужское убийство. Но церковное законодательство не устанавливало ответственности за убийство женщины перед церковной властью. Это – юрисдикция власти княжеской. Однако историки неоднозначно оценивают убийство жены в ответ на ее виновное действие. Возможно, только во втором случае наказывали половинной вирой, при убийстве же ни в чем неповинной женщины – полной вирой. Но М. Ф. Владимирский – Буданов и Л. В. Черепнин отвергают эти предположения.
Штрафы за убийство зависимой женщины колебались в зависимости от той роли, которую она играла в вотчине феодала. Выше всего ценились жизни рабынь-кормилиц и рабынь-наложниц, воспитывающих «робичичей», прижитых от феодала, которые, кстати, после смерти хозяина вместе с матерью отпускались на волю.
Иной тип преступлений – оскорбление. Его можно подразделить на две категории: оскорбление чести путем совершения какого-либо непристойного поступка и словесное оскорбление.
Одним из самых тяжких преступлений первой категории было изнасилование («пошибание»),за которое тоже назначалось наказание в зависимости от социального положения субъекта и объекта. Например, такие действия господина по отношению к холопкам не влекли за собой уголовной ответственности: «…аще же раба от господина…осквернена, несть си греха, а господину ответ дати». В этом случае следовало лишь церковное наказание (епитимья). В качестве компенсации за моральный ущерб церковный закон предписывал ее обязательное освобождение. Если же субъект, совершивший над рабыней насилие, не ее хозяин, то есть посторонний, он несет уголовную ответственность на основании светских законов: платит гривной кун, в позднее время – гривну серебра хозяину рабыни. В случае невозможности заплатить следовало телесное наказание. Изнасилование не свободной женщины, но не рабыни («простой чади») влекло штраф в 15 гривен. Еще более суровая кара была за «пошибание» свободой женщины – 40 гривен. (Такая же ставка в Русской Правде была за убийство человека). В некоторых местностях приемлимо было и убийство прелюбодея на месте. «Пошибанье» же боярских дочек каралось штрафом, исчислявшемся в золотых гривнах: 5 гривен золота «аже великих бояр дчи», представителям «меньших» бояр платилась 1 золотая гривна. К тому же церковный закон предписывал за «пошибание» девушки непременное заключение брака с ней, в случае же отказа – «отъяти пол имения и дати девицы тои за срам». Эту денежную компенсация получали сами оскорбленные женщины, а не их мужья или родственники.
Также к оскорблению действием относилось и нарушение целостности одеяния женщины, особенно срывание головного убора. За это следовало 6 гривен штрафа (причем мужчине за подобное оскорбление выплачивали только 3 гривны). Загрязнение женских одежд наказывалось несколькими днями епитимьи.
Ко второй категории – оскорблении словом, относилось в основном ложное обвинение в блудодействе. Опять же наказание зависило от социального ранга потерпевшей. Оскорбление словом дочерей и жен великих бояр каралось штрафом, равным плате за изнасилование женщин этой социальной группы, - 5 гривен золотом, в этом случае возмещение уже получал мужчина. Приравнивалось и к оскорблению оклеветание, если клеветником оказывался муж, пострадавшей давалось право развода. .
Наказания за телесный ущерб рассматривались безотносительно к вопросам пола, но с учетом социального ранга: кара за увечье рабыни следовала лишь в случае ее смерти вследствие побоев, тогда как за удар знатной женщины по лицу брался полуторагривенный штраф. В среде свободного населения за побои женщине ее муж наказывался 6 годами епитимьи, посторонний же человек – 6 гривнами штрафа. Серьезная кара следовала за избиение матери сыном: «волостельской казнью» и пострижением в монашество.
Однако женщины выступали и нередко как субъект преступления. И все несли наказания, причем, согласно церковному суду, независимо от материально-классовой принадлежности. Согласно суду светскому, конечно же, дифференцированно. Исключение составляли лишь рабыни, ответственность за которых нес
и т.д.................

Семья на Руси - это малое сообщество. Во время кризиса современной семьи где, как не в своих корнях, осуществлять поиск ответов: как счастливо прожить жизнь в браке, как пронести любовь через всю жизнь?! Необходимо сказать, что нормы поведения в семье в древности существенно отличались от нынешних. Стоит поговорить о системе ценностей в славянской семье . Что же делало ее особенной? Можно ли полностью принять ее модель в современном мире? Поначалу разберемся в типологических функциях любой семьи. Семья выполняет самые различные функции, к числу которых относятся рождение и воспитание детей, удовлетворение потребностей мужчины и женщины как биологического, так и духового порядка. Данные функции были всегда, и заострять на этом внимание не стоит.

Семья - воспитательная среда, в рамках которой создаются и укрепляются на домашнем уровне мировоззренческие, культурологические и высоконравственные основы жизнедеятельности общества.

Ценности и даже системы мировоззрений могут изменяться, однако сам факт того, что семья формирует высоконравственные, культурные и материальные ценности , остаётся неизменным. Основной функцией в славянской семье было деторождение . Считалось, что союз супругов, у которых не было детей, не выполнял функции семьи. Необходимо заметить, что славянская семья – многодетная семья . Недаром ещё даже в 20 веке, Столыпин делал ставку на многодетные семьи.

Расторжения брака древнерусское право не ведало . С языческих времен главенствовало представление о том, что брак с одной женой заключается "на веки" и простирается за пределы гроба. Однако, ежели жена не могла родить супругу, муж был вправе взять себе ещё жену. Чаще всего, развода не было как такового, просто муж брал себе ещё одну жену. Мы переходим к вопросу одно/многоженства на Руси. Свидетельства того, что у славянина могло быть несколько жён и даже наложницы, можно судить по князю Владимиру Красно Солнышко. Есть и этнографические свидетельства многоженства на Руси. Правда, обычно, это две жены. В таких семьях обязанности по дому строго регламентируются, как впрочем, и в любой другой славянской семье. Но, «странности» многоженства это редкость, и они не встречались повсеместно. Славяне считали, что они единожды перед Богами давали слово прожить жизнь вместе. И так и делали. Вспомните, клятва перед Богом для русского, это вопрос совести и чести! И фраза: "вместе до гроба" , понималась буквально. Наилучшим свидетельством данного утверждения служит "Сказ о Петре и Февронии Муромских" . Данная легенда говорит о том, как вдова восходила на погребальный костёр вместе с мужем. Об этом свидетельствует путешественник X века Аль-Масуди :

"Когда умирает мужчина, то сжигается с ним жена его живою; умирает женщина, то муж не сжигается".

Это по сегодняшним меркам страшно, однако не учитывается тот факт, что мировоззрение у предков было иным, и чем дальше мы будем освещать вопросы, касающиеся славянской семьи, тем больше вы это будете понимать. Нужно осознать, что человек дал клятву перед Богом, что он проживёт в браке до конца своих дней. Муж и жена теперь одно целое, как сиамские близнецы, когда умирает один, второй так же умирает. Правда это касается только женщины, так как мужчина - воин и пахарь, а община не могла, жертвовать воинами и пахарями. Женщина по собственной воле всходила на костёр, так как считалось, что она уходит в иной мир совместно с мужем, и там они будут дальше жить. Этот акт самопожертвования расценивался обыденно, как уход в лучший мир совместно с любимым человеком. Разве это не поэтично? Разве есть сегодня такая любовь? Разве мы так теперь чувствуем?

Брак славян

Как ни смешно это звучит, однако термин "семья" на древнерусском языке означал "товарищество, основанное на договоре, соглашении" . В некоторых списках узаконений слово "семья" заменялось словом "артель" . Получается, что нынешние модные брачные договора, не что иное, как вольная интерпретация слова "Брак" . За тем лишь исключительным моментом, что сегодняшние брачные договора регламентируют право на имущество при разводе, а сакральное значение "брака" раньше имел другое значение. Брак понимался, как сделка между родителями невесты и женихом. Этот обряд покупки имеет множественную обрядовую форму. Многим приходит в голову мысль о том, что родители сами выбирали молодым пару. Это не совсем так. В отголосках 19 века родители и правда могли насильственно женить молодых, прикрываясь пословицей "стерпится, слюбится" . Но не может быть преград у настоящей любви. Межсословные браки были возможны, но по ряду причин затруднительны. Родители лишь обрядово заключали сделку, и старались не препятствовать воле молодых. Источники свидетельствуют о существовании в это время различных способов заключения брака. Один из наиболее древних – похищение невесты женихом . Похищение могло быть как реальным, так и формальным, мнимым. Последнее случалось тогда, когда родители и невеста были согласны на брак еще до похищения. Обряд похищения невесты "у воды" совершался в дохристианское время на праздниках в честь богини Лады, которые начинались ранней весной.

Домострой в семье

Считалось, что пространство в доме относится к управлению женщины. Об этом сохранились свидетельства в "Домострое" :

"Женщина доминировала во внутреннем пространстве - доме и семье".

Термина "семья" в современной трактовке "Домострой" не знает. Он использует слово "дом" , обозначая его как некое единое хозяйственное и духовное целое, члены которого пребывают в отношениях господства (подчинения), но являются необходимыми для нормальной жизни домашнего организма. С течением времени сговор с невестой все чаще стал предшествовать ее уводу. Летописи сообщают, что у славян был обычай похищать на игрищах тех невест, с которыми они сговорились. "Повесть временных лет" рассказывала об "умыкании у вод" невест:

"…И ту умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся"

Выше мы уже упоминали, что по некоторым свидетельствам слово "брак" , заменялось словом "артель" . Артель в сегодняшнем понимании - это торговое предприятие. Но, как видно из этимологии слова, артели были семейными. Это удивительно ложиться на представление о ремесленной Руси. Знание и ремесло передавались в славянской среде от отца к сыну, от матери к дочери. Каждый род владел знаниями в какой-либо профессии и родовое ведение торговых дел и есть слово "артель" . Получатся, что род - это специализированное производство. Каждый член рода - это важный элемент в артели (семье). Может поэтому сегодняшние семьи, где муж и жена занимаются различными делами, не знают лада? Так кто же был главным в семье? На этот вопрос можно ответить так, только учитывая градации в семье, можно определить главенство. Родом управляли Большак с Большухой. Большак - это глава рода, самый старший в роду. Большуха же по "Домострою ":

"В семьях главную роль играла "большуха" - старшая наиболее трудоспособная и опытная женщина, обычно жена отца или старшего сына, ей подчинялись все младшие мужчины большой семьи".

И в каждой отдельной семье мужчина играл главенствующую роль. Получается, что структура власти в семье не так однородна, как казалось бы. Но, принцип патриархата, имел место быть. Это отслеживается в правовых отношениях, которые засвидетельствованы в языческой Руси и в первые века двоеверия. О главенстве в семье мужчины рассказывает придворный врач англичанин Самуил Коллинс , он сообщал, что и в 17 веке невеста совершала такой обряд:

"В знак покорности она должна была снять с будущего мужа сапоги. В один сапог жених клал плетку, а в другой - драгоценный камень или монету. Если девушке удавалось снять сначала тот сапог, в котором находилась монета, то невесту считали счастливой. Если в сапоге оказывалась плетка, счастья ей не обещали и говорили, что всю жизнь ей придется угождать мужу. При этом жених в знак своей власти над женщиной ударял свою будущую спутницу жизни плетью по спине."

Но роль жены и матери в "Домострое" оценивалась высоко. Жена в "Домострое" является регулятором эмоциональных отношений в семье, она же отвечает за семейную благотворительность. Обязанность главы семьи - забота о благополучии дома и воспитании, в том числе и духовном, его членов. Жена обязана сама заниматься рукоделием и знать всю домашнюю работу. Кроме того, она занимается воспитанием и обучением дочерей (обучение сыновей - обязанность отца) . Все решения, связанные с "домовым строительством ", муж и жена принимают совместно. Они должны обсуждать семейные проблемы ежедневно и наедине. Отсюда выражение "сор из избы выносить не принято" . Это закреплено и доселе в свадебной обрядовой игре "Сор" , которую проводят на второй день свадьбы. Семья для славянина, это целый мир. Его мир и продолжение рода, благополучие в семье и многое другое, стоит выше общественного. Даже в войну, мужчин последних в роду в атаку отправляли последними. Но, существовал и левират - обычай, обязывающий брата умершего жениться на его вдове. Этот обычай был широко распространен на Руси вплоть до 16 века. Архаичность этого обычая восходит к древним временам, когда на брате умершего родича лежит полная ответственность за детей и супругу погибшего. Семей одиночек, просто не было, это нонсенс. Род не мог выкинуть вдову с детьми на улицу. И поэтому, мы на это указывали выше, что изгнание из рода, было самым тяжёлым наказанием, которое практически приравнивалось к смертной казни. Поэтому на Руси брат стоял за брата, отец за сына. Это был единый организм. Отголоски этого мы находим в древнем обычае прекращать всю работу, если в роду кто-нибудь умер. С точки зрения сегодняшних отношений в семье, такие обычаи на первый взгляд кажутся странными, но как мы понимаем проблему сегодняшней семьи, именно семьи с одним родителем, и являются корнем проблемы. Ну кто, кроме кровного брата позаботиться о вдове и собственных племянниках. Такой обычай сохраняет целостность семьи и оставляется духовную преемственность рода. А это для славян было чрезвычайно важно. Отношения между родителями и детьми в славянских семьях строились на признании власти родителей над детьми. "Домострой" указывает на этот же факт:

"Главная обязанность детей - любовь к родителям, полное послушание в детстве и юности и забота о них в старости".

Именно преемственность родства, ремесла или дела и является основой основ славянской семьи. Мы рассмотрели аспекты славянской семьи, которые позволяют нам судить о следующем. В каждом роду есть большак, который регламентирует отношения в семье и трудовые обязанности. В семье главный мужчина. Семья живёт в любви и ладу по взаимному согласию супругов, но с разрешения (позволения) родителей.

Обязанности в их доме распределены между супругами. Жена слушается мужа. Дети, слушаются родителей и следуют их воспитанию. При любых внешних опасностях, сохранность (целостность) рода ставится превыше всего. Как мы видим, славянская семья это целостный организм, с конкретно распределенными ролями и обязанностями, где разрыв с родом, был практически не возможен, даже после смерти. Поэтому знания и традиции передавались из поколения в поколение. Без таких отношений в семье нельзя было сохранить целостность традиции. Знания предков помогут нам сегодня возродить самое нужное – семью!

Семейные ценности и быт в Древней Руси

(Слайд №1) Каждый человек помимо места в обществе, национальной принадлежности, имущественного и материального положения, с момента рождения и до конца жизни обладает такой характеристикой, как семейно - брачное состояние.

Как Вы думаете, что такое семья?

(Слайд №2) Семья – это группа живущих вместе родственников (муж, жена, родители и дети).

(Слайд №3) В 1993 году Организация Объединенных Наций установила Междуна-родный день семьи, который отмечается – 15 мая.

(Слайд №4) А с 2008 года и в России отмечается День семьи, любви, верности в память о святых Петре и Февронии – покровителях семейного счастья. Этот праздник празднуется 8 июля.

(Слайд №5) Символом Всероссийского Дня семьи, любви и верности стала ромашка.

Какой была семья в стародавние времена и намного ли она отличается от современной? Узнать об этом попытаемся, совершив путешествие в старину.

(Слайд №6) В VIII-IX вв. семьи на Руси состояли из мужа, жены (иногда и их родственников) и детей. Родственные семьи объединялись в род, во главе которого стояли старейшины.

Понятие «брак» произошло от древнерусского слова «брачити», имеющего значение «отбирать, выбирать».

(Слайд №7) В XI-XIII вв. ряд норм семейного и брачного права нашел отражение в княжеских кодексах - Краткой и Пространной редакциях «Русской Правды», в летописях, в пергаменных и берестяных грамотах.

(Слайд №8) В старину брак совершался как по договорённости старших родственников, так и путём «умыкания» (воровства) невесты. Интересно, что этот архаичный способ не исчез бесследно, а дошёл до наших времён в виде обряда.

(Слайд №9) К женитьбе на Руси относились как к приговору судьбы, который невозможно изменить. Брак был лотереей, и выиграть удавалось не каждой паре.

(Слайд №10) Влюбленности в нашем представлении древнерусские люди не знали. Да и какая может быть любовь, когда жених и невеста видели друг друга впервые только перед самым венцом, а женились в нежном возрасте (брачный возраст был 12-13 лет для девушек и 15 для юношей).

(Слайд №11) Поэтому сказка про Царевну-лягушку - никакая не сказка, а самая настоящая быль. Кому-то и впрямь доставались в жены царевны, кому-то - «лягушки». Проверить, кого именно поведет к венцу жених, не мог никто. Даже родители, которые принимали решение о том, что сыну уже пора вступать в брак. Разумеется, его согласия никто не спрашивал. В те времена выбирали не столько невесту, сколько семью, с которой хотели бы породниться. Засылали сватов. Родные невесты могли принять или отклонить предложение. И только в случае положительного ответа мать жениха получала возможность (да и то не всегда) один раз взглянуть на невесту.

(Слайд №12) Конечно, состоятельные женихи могли добиться права хотя бы один раз увидеть невесту. Но трудно представить, сколько бед обрушивалось на них, если брак расстраивался по их вине. Увидеть девицу и не жениться на ней считалось оскорблением, да таким, что за него могли запросто упечь в тюрьму.

Увидеть свою суженую до брака имел право только русский царь.

(Слайд №13) Условия заключения брака были довольно сложными. Запрещались браки между родственниками. Церковь отказывалась венчать людей, бывших родственниками даже в шестом поколении, то есть не разрешались браки между троюродными братьями и сестрами.

Свадьбе предшествовала помолвка, сговор; ей сопутствовала трапеза у родителей невесты, причем обязательными блюдами были пирог-каравай и сыр.

(Слайд №14) Согласно существовавшим на Руси после принятия христианства правовым нормам, можно было заключать не более двух браков. Даже смерть одного из супругов во втором браке не давала права оставшемуся в живых вступить в третий брак.

(Слайд №15) С принятием на Руси христианства на смену родовому устройству пришла патриархальная семья, её традиции и устои оставались практически неизменными вплоть до XVIII века.
Семьи на Руси были большими.

(Слайд №16) Основным источником существования семьи был труд мужчины (ратный, ремесленный, крестьянский), а воспитание «чад» традиционно было женской сферой деятельности: им подобало «нрав детиный исправливати», «блюсти чад своих». Главенство в семье принадлежало мужу, кормильцу. Он решал все вопросы, касающиеся взаимодействия семьи с внешним миром.

(Слайд №17) Основной функцией мужа было руководство хозяйственной деятельностью семьи. Он распоряжался трудом ее взрослых членов, главным образом мужчин, производил все необходимые по хозяйству расходы, осуществлял руководство бытовым укладом семьи. Отец-домохозяин являлся реальным носителем власти и блюстителем религиозного культа, следил за общественной и религиозной нравственностью членов семьи.

(Слайд №18) Мужчине-домохозяину принадлежала исключительная, освященная традицией власть над всеми членами семьи. Эта власть была реальным олицетворением силы, религиозно освященной, включающей многовековой опыт предков и личный, жизненный и трудовой, опыт. Материальное благополучие семьи целиком зависело от хозяйственной сметки и практических навыков главы семьи, его умений и распорядительности.

(Слайд №19) Делами по дому распоряжалась старшая женщина в семье – жена главы семьи. Она, как правило, ведала семейными запасами, хранила общесемейные деньги, следила за порядком в доме, распределяла работы среди женщин. Жена во всем была советницей мужу, а в домашних делах обладала определенным первенством, с которым считались все мужчины. В случае длительной отлучки мужа, например при его уходе на заработки, она брала на себя руководство всем хозяйством, включая полевые работы.

(Слайд №20) Существо внутрисемейной иерархии определялось безропотным подчинением младших членов семьи старшим, жен – мужьям, детей – родителям. Наибольшим авторитетом в семье пользовался старший сын. Он первым выделялся среди других сыновей. К нему всегда обращались только по имени-отчеству. Сын помогал отцу в хозяйственных делах. Он ездил на ярмарку, продавал хлеб, покупал необходимые для семьи товары. Отец выдавал ему деньги, за которые сын отчитывался перед отцом. Жена старшего сына была первой помощницей свекрови и считалась главной среди других снох-невесток. Среди женщин наиболее тяжелым было положение младшей невестки и снохи (“молодухи”). Если свекровь или кто-нибудь из старших обижал младшую невестку, то муж, сам находящийся в низах социальной лестницы, не мог защитить жену, а только утешал ее.

(Слайд №21) Немного отвлечемся и отгадаем загадки про семью.

Шли тёща с зятем, муж с женой, бабка с внучкой, мать с дочкой, да дочь с отцом. Сколько их было? (Всего четверо)

Шуринов племянник как зятю родня? (Сын) (Шурин – брат жены).

Две матери, две дочки, да бабушка с внучкой, а всего их трое. (Мать, дочь и внучка)

(Слайд №22)

Идут три человека: одного отца – матери дети, а меж собою – не братья.

Сын моего отца, а мне – не брат. (Я сам)

Кого называли мамкой в 19 век? (Кормилицу. Мать – называли матушкой, а кормилицу – мамкой).

(Слайд №23) Жили русские семьи в избах. Слово "изба" (а также его синонимы "ызба","истьба", "изъба", "истобка", "истопка") употребляется в русских летописях, начиная с самых древнейших времен. Очевидна связь этого термина с глаголами "топить", "истопить". В самом деле, он всегда обозначает отапливаемое строение

(Слайд №24) Русские предпочитали рубить избы из сосны, ели, лиственницы. Эти деревья с длинными ровными стволами хорошо ложились в сруб, плотно примыкая друг к другу, хорошо удерживали внутреннее тепло, долго не гнили.

Возведение дома сопровождалось множеством обрядов. Начало строительства отмечалось обрядом жертвоприношения курицы, барана. Он проводился во время укладки первого венца избы.

(Слайд №25) Под бревна первого венца, подушку окна, матицу укладывали деньги, шерсть, зерно - символы богатства и семейного тепла, ладан - символ святости дома. Окончание строительства отмечалось богатым угощением всех участвовавших в работе.

(Слайд №26) На рамы в домах натягивали паюсный мешок рыб (откуда паюсная икра) – такое окно называлось паисным. Также использовался бычий пузырь, слюда (такие окна назывались слюдяные окончины), промасленная ткань. До XVIII века стеклянные окна (стекольчатые оконницы) употреблялись редко.

(Слайд №27) В крестьянских домах было, как правило, одно или два, реже три жилых помещения, соединенных сенями. Наиболее типичным для России был дом, состоящий из теплого, отапливаемого печью помещения и сеней. Сени использовали для хозяйственных нужд и как своеобразный тамбур между холодом улицы и теплом избы.

(Слайд №28) В домах зажиточных крестьян кроме отапливаемого русской печью помещения собственно избы было еще одно, летнее, парадное помещение - горница, которое в больших семьях использовалось и в повседневной жизни. Отапливалась горница в этом случае печью-голландкой.

(Слайд №29) Печь играла главную роль во внутреннем пространстве русского жилища на протяжении всех этапов его существования. Недаром помещение, где стояла русская печь называли "избой, истопкой".

Печь была вторым по значению "центром святости" в доме - после красного, Божьего угла, - а может быть, даже и первым.

(Слайд №30) Все значимые события семейной жизни отмечались в красном углу. Здесь за столом проходили как будничные трапезы, так и праздничные застолья, происходило действие многих календарных обрядов.

Красный угол старались держать в чистоте и нарядно украшали. Само название "красный" означает "красивый", "хороший", "светлый". Его убирали вышитыми полотенцами, лубочными картинками, открытками. На полки возле красного угла ставили самую красивую домашнюю утварь, хранили наиболее ценные бумаги, предметы.

(Слайд №31) Давайте немного отвлечемся и отгадаем загадки о русской избе и убранстве избы.

Два братца глядятся,

а вместе не сойдутся. (Пол и потолок.)

Печёт блины,

То показывает

Сны. (Русская печь).

Каждому, кто придет и уйдет,

руку подает (Дверная ручка).

(Слайд №32)

Скручен, связан, на кол посажен,

А по горнице пляшет. (Веник.)

В избу идут – плачут,

Из избы идут – скачут. (Ведра на коромысле)

Не бык, а бодает,

(Слайд №33)

Не ест, а еду хватает,

Что схватит, отдает,

Сам в угол идет. (Ухват)

Четыре ноги, два уха,

Один нос да брюхо. (Самовар.)

За чем чай пьют (За столом).

(Слайд №34) Иерархическая структура семьи отчетливо проявлялась, например, в том, как рассаживались члены семьи за столом. Каждый член семьи знал свое место и за столом. Хозяин дома во время семейной трапезы сидел под образами. Его старший сын располагался по правую руку от отца, второй сын - по левую, третий - рядом со старшим братом. Детей, не достигших брачного возраста, сажали на лавку, идущую от переднего угла по фасаду. Женщины ели, сидя на приставных скамейках или табуретках. Нарушать раз заведенный порядок в доме не полагалось без крайней необходимости. Человек, их нарушившего, могли строго наказать.

(Слайд №35) Случалось и так, что сначала ели взрослые, потом дети; при этом женщины стояли позыди мужей и хлебали из-за их спин. Ели из одной миски деревянными ложками. Мясо брали после того, как свекор дасть указание – стукнет ложкой. За столом сидели чинно, “засмеешся, то свекор ложкой по лбу стукнет”.

(Слайд №36) Основу стола древних русичей составляли хлебные, мучные изделия и блюда из зерна. Хозяйки пекли блины и ржаные пироги, варили мучные кисели. Ни одно торжественное событие в семье не обходилось без вкусных изделий из теста. На свадьбу пекли курники, на Масленицу - блины и пироги. Начинка у пирогов была самая разная – рыба, мясо, птица, грибы, ягоды, творог, овощи, фрукты и даже каши. Дорогого гостя встречали караваем и солью. Каравай ставили в центре стола на любом пиршестве.

(Слайд №37) Также незаменимы на русском столе - каши. Гречневые, ячневые, перловые, пшённые, овсяные, толокняные... Каши на Руси служили предметом поклонения и символом домашнего благополучия. Даже сам свадебный пир называли в старину кашей.

(Слайд №38) Овощи - капусту, репу, редьку, горох, огурцы - либо ели сырыми, либо солили, парили, варили или пекли, причем отдельно одно от другого.

(Слайд №39) Молоко и мясо до XVII в. ели весьма редко. Мясо варили в щах или кашицах и до XVI в. почти не жарили. Молоко пили сырое, томленое или скисшее; из кислого молока получали творог и сметану, а производство сливок и масла оставалось почти неизвестным вплоть до XVI в.

(Слайд №40) Мед и ягоды в древнерусской кухне были не только сладостями сами по себе, но и основой, на которой создавались сиропы и варенья. А, будучи смешаны с мукой и маслом, с мукой и яйцами, мед и ягоды стали основой русского национального сладкого изделия - пряников.

(Слайд №41) В средневековый период сложилось также большинство русских национальных напитков: мед, хмель, квас, сидера. Пиво появляется около 1284 г. В 40-70-х годах XV в. в России появляется русская водка. Она производилась из ржаного зерна.

(Слайд №42) В XVI-начале XVII вв. в древнерусскую кухню вошли такие «восточные» блюда, как лапша и пельмени, заимствованные соответственно у азиатских народов, но ставшие теперь традиционными русскими блюдами.

По отгадываем загадки и еде.

Отдельно - я не так вкусна,

Но в пище - каждому нужна. (Соль).

Может разбиться,

Может и вариться,

Если хочешь -

в птицу может превратиться. (Яйцо).

Не снег,

А белое всегда.

Хоть и течет,

А не вода. (Молоко).

Бьют меня палками,

жмут меня камнями,

держат меня в огненной пещере,

режут меня ножами.

За что меня так губят?

За то, что любят. (Хлеб).

Толстовата, форсиста

Сорочек надела триста,

А нога – одна. (Капуста).

Знаменитые строки из поэмы Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо…»: звучат так: «Кушай, Ваня тюрю, молочка-то нет…»

Как Вы думайте, что за блюдо тюря?

(Тюря – хлебное крошево в квасе или соленой воде).

В поэме «Мертвые души» Н.В. Гоголя Чичиков выпил бутылку щей. Как Вы думайте, писатель что-то напутал?

(Нет. Кислые щи – напиток – шипучий квас, который бродил так, что его можно было держать только в очень темной бутылке).

(Слайд №43) По неписанным законам того времени считалось, что после смерти отца право старшинства переходит к матери и дети, даже взрослые, не должны из «воли матерней выматься» (то есть выходить из её опеки).

(Слайд №44) В древнерусской семье наряду с воспитанием мать обучала детей азам наук и грамоте. Как свидетельствуют новгородские берестяные грамоты, даже в среде ремесленников было немало грамотных горожанок. В малоимущих семьях обучение грамоте и основам арифметики передавалось детям только через родителей, и прежде всего через мать. С XI века в богатых семьях грамоте стали обучать и мальчиков и девочек. В княжеских семьях в три года сына сажали на коня, а в двенадцать - отправляли на управление волостями и городами вместе с наставником.

(Слайд №45) Обучение всем женским работам также начиналось с раннего детства, а в пять-шесть лет девочки уже помогали взрослым по дому, нянчили младших ребятишек. В воспитании от родителей требовалась разумная строгость - «не озлобляй наказуя дитя», ласка и доброта.

(Слайд №46) В древнерусских семьях, описанных летописями, основной черной внутрисемейного микроклимата были доброта, внимание, забота. Истину, выработанную вековой народной мудростью, донесли до нас «Пчелы» - сборники изречений и пословиц «учительного» содержания, бывшие практически настольными книгами наших предков: «Какы чести принесёшь ты своим родителям, таких и ты чай от своих детии на старость…».

(Слайд №47) На средневековых супругов налагались не только родительские обязанности, но и обязанности по взаимному уходу и содержанию друг друга.

(Слайд №48) Ни муж, ни жена не имели права оставить друг друга, если один из них был тяжело болен «Лихий недуг, слепота ли долгая болезнь» » (по «Уставу князя Ярослава»). Ни при каких условиях не давали права бросить спутника жизни, развестись с ним.

(Слайд №49) Церковные поучения требовали от детей и уважения к отцу и матери. Пренебрежение и забвение памяти родителей: «пакы насмехася отцю и укоряюще старость материю...» (если насмехается над отцом и укоряет мать ее старостью...) резко осуждались.

(Слайд №50) С поучениями, которые мы встречаем в текстах церковных сборников, перекликаются свидетельства некоторых гражданских актов и летописей, которые также характеризуют отношения родителей и детей в древнерусских семьях. Князь Константин Всеволодович (начало XIII века), чье «Наставление о «детях» дошло до нас в изложении известного историка XVIII века В. Н. Татищева, так обращается к своим чадам: «Почитайте мать вашу, сохраните поведения ея, учредите покой ей и довольство, чтоб не терпела недостатка...»

(Слайд №51) Роль мудрого влияния отца и матери неоднократно подчеркивалась летописцами при описании многих значительных поступков в жизни князей и бояр - главных действующих лиц летописей. Так, например, Анна, жена великого князя Всеволода Ярославича, убеждает сына, Владимира Всеволодовича, прекратить усобную борьбу со Святополком Изяславичем (XI век); великая княгиня Мария Ярославна благословила сына Ивана III на борьбу с ханом Ахматом в 1480 году, а результатом ее, как известно, было свержение ордынского ига на Руси.

В древнерусских нравоучительных сочинениях XI - XIII вв., в отличие от позднего "Домостроя", нигде не встречается рекомендации бить жену, как бы плоха она ни была. Женщина в обществе Древней Руси занимала достаточно высокое положение. Ее правовой и имущественный статус не был принижен, а по ряду пунктов оказывался равным с мужским.

(Слайд №52) Таким образом, взаимное уважение между членами семьи, равноправие отца и матери, мужа и жены во многих вопросах - повседневных, житейских и имущественно-правовых - имеет давние традиции в русской истории. А социально-политическая активность женщин в нашей стране, столь ярко проявившаяся в новейшую эпоху, отнюдь не плод наносного «европеизма», а имеет глубокие исторические корни.

(Слайд №53) По мнению ученых до Второй мировой войны в России преобладала патриархальная семья, которая характеризуется преобладанием мужчины в доме и подчинением ему всех остальных членов семьи. В послевоенные годы, начиная с конца 40-х годов до 80-х, доминирующей стала детоцентристская семья, в которой очень большое значение придаётся благополучию детей и сохранению брака в интересах детей. Совсем недавно в последние десятилетия возникла супружеская семья, в которой доминируют равноправные отношения, стабильность брака зависит от желаний и качества отношений между суп-ругами. Экономическая самостоятельность женщин, повышение их социаль-ного статуса неизбежно предполагает иной - партнёрский тип супружества.

(Слайд №54) В семье проходит основная часть жизни человека. Большинство людей имеют семью. Обычно в семье есть мать, отец, дети, старшие члены семьи- бабушки и дедушки. Человек, не имеющий семьи, чувствует себя одиноким: ему не о ком позаботится, о нем тоже никто не проявит заботу.

Семья объединяет людей, которые являются кровными родственниками (мама и дети, сестра и брат) или близкими людьми (муж и жена, свекровь и невестка). У членов семьи общее хозяйство, они все живут в одном доме или в одной квартире, у них общие доходы и расходы. Вместе они воспитывают детей, проводят свободное время. Такие особенности отличают семейный коллектив от других коллективов, например, трудовой бригады.

(Слайд №55) Самое главное, что отличает семью от других коллективов – это чувство любви и привязанности между ее членами. Недаром говорится, «На что и клад, когда в семье лад», или «Любовь да совет, так и горя нет», или «вся семья вместе, так и душа на месте».

Современные представления о семье в Древнерусском го­сударстве покоятся главным образом на положениях, почерп­нутых из произведений Б.Д.Грекова, который считал, что гос­подствующей формой семьи на Руси X - XII вв. являлась ма­лая, индивидуальная семья. 2 Наряду с малыми семьями Б.Д.Греков признавал существование и больших семей. 3 Сходный образ мыслей замечаем у новейшего исследователя Я.Н.Щапова. 4 По мнению же О.М.Рапова, у восточных славян, начиная с VI в. нашей эры, вовсе не было больших семей, но бытовали одни лишь малые семьи. 5 Так ли это?

В недатированной части Повести временных лет есть сжа­тое, но замечательное по выразительности описание нравов восточнославянских племен. Среди дикостей, шокировавших инока-постника, летопись упоминает брачные обычаи древ­лян, радимичей, вятичей и северян. Закоснелые лесовики-

1 Грамоты В.Н. и П., № 323, стр. 309 - 310. ;

2 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 87. ,;

3 Там же, стр. 80-81,85. ";

4 Я.Н.Щапов. Церковь в системе государственной власти Древней Ру­си. В кн.: А.П.Новосельцев (и др.). Древнерусское государство и его меж­дународное значение. М, 1965, стр. 339; Его же. Брак и семья в Древней Руси. «Вопросы истории», 1970, № 10.

5 О.М.Рапов. Была ли вервь «Русской Правды» патронимией? «Совет­ская этнография», 1969, № 3, стр. 113 - 117.

древляне брака, оказывается, не имели, а «умыкиваху у воды девиця». 1 Женихи остальных племен были «галантнее» - по­хищали невест не иначе, как «съвещашеся с нею», и держали «по две и по три жены». 2

Б.Д.Греков, разбираясь в семейных делах этих племен, до­пускал, что они «знают во всяком случае полигамную патри­архальную семью, а может быть, и парный брак». 3 Похищение женщин, по словам Ф.Энгельса, начинается со времени воз­никновения парного брака. Значит, и умыкание и многожен­ство, определенно засвидетельствованное древним памятни­ком, - иллюстрация семейно-бытовой архаики, ибо парный брак характерен для стадии варварства. 5

Летописец, повествуя о симпатичных ему полянах, гово­рит: «...брачный обычай имяху: не хожаше зять по невесту, но приводяху вечер, а заутра приношаху по ней что вдадуче». 6 В.О.Ключевский, опираясь на Ипатьевский вариант «Повес­ти», содержащий чтение «что на ней вдадуче», не без основа­ний переводит «на ней» в смысле «за нее». 7 Ежели придержи­ваться Ипатьевского списка, нужно признать, что в нем со-

1 ПВЛ,ч. 1, стр. 15.

3 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 79.

4 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 52.

5 Там же, стр. 77. М.М.Ковалевский счел возможным даже толковать эти факты как пережиток матриархата и указание на существование поли­гамии у древних славян (М.М.Ковалевский. Очерк происхождения и разви­тия семьи и собственности. М., 1939, стр. 44, 97). Правда, нам могут ска­зать, что фраза «съвешашеся с нею» говорит скорее об обряде, чем о дей­ствительном похищении. Но, во-первых, летописец, когда пишет о древля­нах, то о предварительном согласии «девицы» не сообщает, а во-вторых, сговор с невестой насчет похищения, возможно, был результатом несогла­сия ее родичей на брак. - Н.А.Кисляков. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. Л., 1969, стр. 97.

6 ПВЛ,ч.1,стр. 14-15.

7 В.О.Ключевский. Соч., т. 1. М., 1956, стр. 122.

держится древнейшее свидетельство о вене - выкупе, уплачи­ваемом за невесту. Но покупка женщин - столь же старый ин­ститут, как и похищение, сопровождающий парную семью, появившуюся «на рубеже между дикостью и варварством, большей частью уже на высшей ступени дикости, кое-где лишь на низшей ступени варварства». Наши рассуждения призваны, разумеется, не для того, чтобы опустить полян до уровня дремучих дикарей, как это тенденциозно сделал в от­ношении древлян, радимичей, вятичей и прочих летописец. Хотелось бы только сказать: «кроткие» поляне в семейной ор­ганизации не намного превзошли другие племена, и «книжный списатель» зря расхваливал несуществующие их добродетели, выдавая желаемое за действительное. Б.Д.Греков поспешил, когда, доверившись летописной филиппике, заключал: «Здесь победа моногамной формы семьи обнаружилась несколько раньше, чем у других славянских племен, и летопись этот факт отмечает с полной отчетливостью. Это произошло, несомнен­но, задолго до времени, когда жил и писал автор «Повести». Вот факты: «Бе же Володимер побежден похотью женьскою, - оповещает "Повесть временных лет", - и быша ему водимыя: Рогнедь, юже посади на Лыбеди, иде же ныне стоить сельце Предъславино, от нея же роди 4 сыны: Изеслава, Мьстислава,

Ярослава, Всеволода, а 2 дщери; от грекине - Святополка; от чехине - Вышеслава; а от другое - Святослава и Мьстислава; а от болгарыни - Бориса и Глеба». 1 К «водимым» добавим 800 наложниц, содержащихся в Вышгороде, Белгороде и Бересто­вом. 2 М.М.Ковалевский называет все это полигамией. 3 Влади­мир Святой не одиночка, он только в силу личных способно­стей ярче выразил дух эпохи.

Церковный устав Ярослава предписывает: «Аще мужь оженится иною женою, а с старою не роспустився, мужь ми­трополиту в вине, а молодую пояти в дом церковный; а с ста­рою ему жити». 4 В ст. 15 Устава сказано: «Аще кто иметь две жене водить, митрополиту 20 гривен, а котораа подлегла, тую понята в дом церковный, а первую жену държати и водити по закону; а иметь ю лихо водити и дръжати, казнию казнити его». Случалась противоположная расстановка героев: «Аще два брата будуть с единою женою, митрополиту 30 гривен, а жена поняти в дом церковный». 6 Нередко «девок» умыкают, не задумываясь, боярская ли это дочь или меньших бояр, или просто добрых людей. 7 Особенно колоритна в этом отношении ст. 6: «Иже девку кто умолвить к себе (вспомним: «с нею же кто съвещашеся») и дасть ю в толоку, а на умычнице митро­политу гривна серебра, а на толочянех по 60, а князь каз­нить». Это «компанейское предприятие» Б.А.Романов осто-

1 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 57. См.также: Л.Морган. Древ­нее общество, стр. 271 - 272; М.М.Ковалевский. Очерк происхождения и развития семьи и собственности. М., 1939, стр. 49, 94. Подчеркнем еще раз, что «брак покупкой - классическая форма брака периода господства пат­риархальных семейных общин; эта форма брака продолжает в какой-то мере сохраняться и позднее, при разложении патриархальной общины и становлении малой семьи» (Н.А.Кисляков. Очерки..., стр. 66). К какому периоду следует отнести брак покупкой, отраженный летописью? Очевид­но, к первому, ко времени господства патриархальных семейных общин, ибо летописец показывает нам эту форму брака как наиболее типичную, даже всеобъемлющую.

2 Б.Д.Греков. Киевская Русь, стр. 80. j

1 ПВЛ, ч.1,стр. 56-57.

2 Там же, стр. 57. Если вслед за М.Н.Покровским в наложницах Вла­димира видеть живой товар, предназначенный для продажи на неволь­ничьих рынках (Избр.произв., кн. 1. М., 1966, стр. 137 - 138), то и одних «водимых» достаточно, чтобы ясно представлять суть дела.

3 М.М.Ковалевский. Очерк развития..., стр. 97. 4 ПРП, вып. 1, стр. 267.

5 Там же, стр. 268.

7 Там же, стр. 265 - 266.

8 Там же, стр. 267.

рожно именует пережитком группового брака. 1 Действитель­но, в глубокой древности «при похищении женщин проявля­ются уже... признаки перехода к единобрачию, по крайней ме­ре в форме парного брака: когда молодой человек с помощью своих друзей похитил или увел девушку, они все по очереди вступают с ней в половую связь, но после этого она считается женой того молодого человека, который был зачинщиком по­хищения». 2 Может быть, ст. 6 Устава отобразила пережиток парного брака в наиболее раннем его виде.

Парная семья, а по выражению Л.Моргана, синдиасмиче-ская, отличалась тем, что не была устойчивой, «муж мог по своему желанию отослать свою жену и взять другую, не при­чиняя первой обиды, а жена пользовалась таким же правом покинуть своего мужа и взять другого, при условии, чтобы это не нарушало порядков ее племени и ее рода». 3 В Церковном Уставе Ярослава древнерусская семья пригнана слабо, она то и дело разваливается: то муж уходит (ст. 16), то жена (ст. 9). По­воды разные, не исключая «лихой недуг, слепоту и долгую бо­лезнь» супругов (ст. 10). Но в Уставе чувствуется и другая тенденция. Мысль законодателя здесь «работает над возмож­ными поводами к разводу, какие мог бы предъявить муж. Как сторона, ищущая этих поводов, мыслится преимущественно он». 4 Согласно М.М.Ковалевскому, «в патриархальную эпоху правом на развод пользовался только муж...». Нас не должно это приводить в недоумение, так как патриархальная семья исходит непосредственно из синдиасмической, возникшей на пограничной линии между диким состоянием и варварством, но сохранявшейся «на средней ступени и большей части позд­нейшей ступени варварства, когда была вытеснена низшей

формой моногамной семьи». Поэтому семейные отношения могут комбинироваться из самых различных сочетаний, осо­бенно в переходный период. В Древней Руси, мы убедились, они были настолько перегружены пережиточными чертами, что говорить о господстве индивидуальной семьи в это время можно лишь в плену самогипноза. Продолжим, впрочем, наши наблюдения. Митрополит Иоанн мечет громы против тех, кто «без стыда и срама 2 жене имеют». 2 Он знаком и с троеженца­ми. 3 Ведает о подобных также митрополит Георгий. 4 А Цер­ковный Устав Всеволода знает и более любвеобильных: «А се изъисках: у третиеи жене и у четвертой детем прелюбоедеинаа часть в животе». «Умычка» тоже известна Уставу. 6 Следова­тельно, мы вправе усомниться в моральных преимуществах полян над другими восточнославянскими племенами и отне­сти их к области летописной фантазии, совершенно несогла­сующейся с прозаической действительностью, к разряду ро­мантических грез, застилавших истину обыденной жизни. И если еще в XII в. часто случалось многоженство, то какая пат­риархальщина царила в семейном быту славян перед образо­ванием Древнерусского государства?! Такая же древность бы­товала, надо думать, и в имущественных отношениях, и мы вправе предположить о существовании больших семейных коммун, обладающих правом коллективной собственности.

Посмотрим, насколько наши наблюдения согласуются с археологическими материалами. Возьмем городище Новотро­ицкое как вполне типичное для восточнославянских поселений VIII - IX вв. и как полнее всего исследованное. Заслуга изуче­ния городища принадлежит И.И.Ляпушкину. Поселение «на-

1 Б.А.Романов. Люди и нравы Древней Руси. Л., 1966, стр. 191.

2 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 21, стр. 50.

3 Л.Морган. Древнее общество, стр. 440.

4 Б.А.Романов. Люди и нравы..., стр. 199.

5 М.М.Ковалевский. Очерк развития..., стр. 130.

1 Л.Морган. Древнее общество, стр. 273.

2 РИБ, т. VI. СПб., 1908, стр. 4.

3 Там же, стр. 9.

4 Б.А.Романов. Люди и нравы..., стр. 193.

5 ПРП, вып. II, стр. 165.

6 Там же, стр. 163.

ходится на юго-восточной окраине с.Новотроицкого Сумской области Лебединского района, на одном из мысов правого вы­сокого коренного берега р.Пела». 1 Общая площадь городища 3500 кв.м. 2 Обнаруженные жилища полуземляночного типа, «средние размеры их 3 - 3,5 на 4 - 4,5 м при глубине около 1м». В каждом из них помещалась печь, «вырезанная в гли­няном, кубовидной формы останце одновременно с сооруже­нием нижней части жилища. Только в жилищах на юго-восточном склоне мыса печи вылеплены из глины». 4 Наряду с остатками жилищ обследование выявило «большое число ос­татков построек хозяйственного назначения. Всего их оказа­лось около сотни». 5 Возник поселок на рубеже VIII - IX вв., а прекратил существование в конце IX - начале X в. 6 В хозяй­ственных занятиях населения преобладало земледелие. 7 Это было полевое пашенное земледелие, причем для обработки земли применялось как рало, так и более сложное орудие, снабженное плужным ножом (череслом). 8 Кроме земледелия, «значительное место в хозяйственной деятельности поселка занимало скотоводство». 9 «Наряду с земледелием и скотовод­ством население занималось и некоторыми сельскохозяйст­венными промыслами, такими, как охота и рыболовство». 10 Ремесленное производство также являлось составной отрас­лью экономики жителей городища. И.И.Ляпушкин определя­ет исследуемый поселок «как территориальную общину, а ее

1 И.И.Ляпушкин. Городище Новотроицкое. М.-Л., 1958, стр. 9.

3 Там же, стр. 51.

4 Там же, стр. 52.

5 Там же, стр. 138.

6 Там же, стр. 188.

7 Там же, стр. 211.

8 Там же, стр. 213.

9 Там же, стр. 214.

10 Там же, стр. 215.

11 Там же, стр. 222.

членов как мелких земледельцев-общинников (смердов древ­нерусской летописи)». Он так поясняет свое предположение: «Как известно, наиболее характерной отличительной чертой территориальной общины от родовой является объединение не связанных родством малых семей, живущих в отдельных до­мах и ведущих свое отдельное хозяйство (как пережиточное явление в составе территориальных общин встречаются боль­шие патриархальные семьи). Именно остатки таких хозяйст­венных ячеек, состоящих из отдельных небольших жилых по­строек и прилегающих к ним таких же хозяйственных соору­жений (погребов, кладовок и т.п.), сопровождаемых хозяйст­венным и бытовым инвентарем... и были выявлены при рас­копках городища. Среди полсотни жилищно-хозяйственных комплексов нет ни одного, который можно было бы связать с жизнью общества, ведущего свое хозяйство на коллективных началах (размеры жилищ 15 - 20 кв. м., а постройки хозяйст­венного назначения, погреба и кладовые - совсем миниатюр­ные). Эти жилищно-хозяйственные комплексы могли принад­лежать лишь малым семьям, что, однако, ни в какой мере не исключает, а чаще всего предполагает, как это имело место вплоть до XX в., наличие между некоторыми из этих семей близкого кровного родства. Наличие таких общественных от­ношений у славянских племен Левобережья в IX в. находит подтверждение и в письменных источниках. Под 859 г. в «По­вести временных лет» записано: «Имаху дань Варязи из замо-рья, на Чюди и на Словенах, на Мери и на всех Кривичех, а Козари имаху на Полянех, и на Северах и на Вятичех, имаху по белей веверице от дыма». «Дымом», или «двором», может обозначаться несомненно лишь хозяйство индивидуальное, мелкого собственника, а не коллективное. Счет по «дворам», или «дымам» в сельских общинах дожил до революции. Мы

1 Там же, стр. 224.

2 Там же, стр. 224.

намеренно привели такую пространную выдержку из книги И.И.Ляпушкина, чтобы полнее (причем словами самого авто­ра) продемонстрировать его основные доводы. Итак, когда И.И.Ляпушкин доказывал, что восточные славяне накануне образования Древнерусского государства группировались в малые семьи (4 - 5 чел.), он приводил два главных аргумента: небольшой размер жилых полуземлянок (10 - 20 кв.м.), по­ставленных отдельно друг от друга, и малая, «миниатюрная» величина хозяйственных построек, примыкавших к жилищам. Но такое осмысление археологических памятников нам пред­ставляется формальным, потому как незначительные размеры жилых строений никоим образом не значат, что в них должны размещаться только самостоятельные малые семьи. В самом деле, чем объяснить, к примеру, встречающиеся у триполыдев жилища-полуземлянки, сходные по площади с восточносла­вянскими. На раннетрипольских поселениях попадаются полу­землянки размером 3,5 х 2,2 м, 6 х 3,8 м, 3,4 х 4 м и т.п. По мнению Т.С.Пассек, полуземляночный тип жилища преобла­дал у ранних трипольцев, являясь пережиточной формой жи­лья еще со времен неолита. 3 Во многих полуземлянках обна­ружен богатый набор бытовых предметов и орудий труда. Для формального взгляда всех этих признаков предостаточно, что­бы пуститься в рассуждения о малой семье с ее важнейшими индивидуальными чертами. Берем другой пример, касающий-

1 Там же. См. еще: И.И.Ляпушкин. О жилищах восточных славян Днепровского Левобережья VIII - X вв. «КСИИМК», вып. 68, 1957, стр. 13; Его же. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерус­ского государства. Л., 1966, стр. 166.

2 Т.С.Пассек. Раннеземледельческие (трипольские) племена Поднест-ровья. МИА, вып. 84. М., 1961, стр. 43 - 44 (У ранних трипольцев имелись одновременно и большие жилые сооружения как полуземляночные, так и наземные. Но это отнюдь не снимает вопроса о малых полуземлянках).

3 Там же, стр. 39. Ее же. Периодизация трипольских поселений. МИА, вып. 10. М.-Л., 1949, стр. 41.

ся зарубинецкой культуры. Поздние зарубинцы (I - II вв. н.э.) обитали в жилищах-полуземлянках, размеры которых колеба­лись от 10 до 20 кв.м. 1 Тем не менее социальные отношения у них развивались еще в рамках первобытнообщинного строя. 2

Не предопределяет однозначного решения и то обстоя­тельство, что восточнославянские жилища стояли врозь, не соединяясь никакими переходами, и сопровождались хозяйст­венными сооружениями. Вот поселение Джейтун в южном Туркменистане. «Этот полностью вскрытый неолитический поселок, - пишет В.М.Массой, - состоял из 30 небольших од­нокомнатных домов, принадлежащих, судя по величине, пар­ным семьям. Около каждого дома располагались небольшой дворик и хозяйственные строения». 3 А вот - русское печище, тесное семейное единение ближайших родственников: дядей, племянников, двоюродных братьев. «Они могут жить в одной "избе"... могут и расселяться по разным избам, подстроенным одна к другой», но все же они - нераздельное печище. 4

1 В.И.Бидзиля и С.П.Пачкова. Зарубинецкое поселение у с.Лютеж. МИА, вып. 160. Л., 1969, стр. 53; Ф.М.Заверняев. Почепское селище. Там же, стр. 92.

2 Очерки истории СССР. Первобытнообщинный строй и древнейшие государства на территории СССР. М., 1956, стр. 526 - 527. Напомним по­путно, что некоторые археологи связывают зарубинецкие племена с древ­ними славянами. См., напр.: П.Н.Третьяков. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.-Л., 1966, стр. 230; Его же. Некоторые итоги изуче­ния восточнославянских древностей. КСИА, вып. 118. М., 1969, стр. 30; Его же. Основные итоги и задачи изучения зарубинецких древностей. МИА, вып. 160. Л., 1969, стр. 14 - 15; История СССР с древнейших времен До Великой Октябрьской социалистической революции. Т. I. M., 1966, стр. 304 - 305.

3 В.М.Массон. Экономические предпосылки сложения раннеклассово­го общества. «Ленинские идеи в изучении истории первобытного общест­ва, рабовладения и феодализма. Сб.статей». М., 1970, стр. 54; Его же. По­селение Джейтун. Л., 1971, стр. 11-26.

4 А.Я.Ефименко. Южная Русь, т. I. СПб., 1905, стр. 372.