Я очень, очень уважаю родителей, которые в разборках с внешним миром сразу безоговорочно оказываются на стороне своих детей. Я тоже так хочу. Но я не умею.

Вот я гуляю с ребенком в парке, и он почему-нибудь громко ржет. Ну ржет. Ну громко. Но он ведь радуется, и мы же в парке. Спящих детей в колясках рядом нет (это я всегда слежу краем глаза). В общем, нам весело, искренний смех тихонечко сквозь зубы ведь не бывает?

Но тут навстречу нам выходит престарелый Крокодил, он из булочной в аптеку мимо парка проходил. И Крокодил говорит: «Мальчик, ты чего так громко кричишь? Вокруг тебя люди, между прочим, а ты не в зоопарке, что за невоспитанные дети пошли?». А я? Что я? А я сразу такая: «Лега, действительно, не кричи так. Вон, люди, то есть, простите, крокодилы, пугаются».

Тьфу. Мне потом так стыдно, каждый раз чувствую себя мелким трусом и предателем, а поделать ничего не могу. Ровно через две минуты я уже знаю, как нужно было ответить, чтобы и вежливо и ребенок понимал, что я на его стороне. Но нет. Срабатывает какая-то старая модель, я тушуюсь и говорю: «Извините-извините, мы больше так не будем». Что не будем-то? Смеяться и радоваться больше не будем без вашего крокодильего разрешения?

Мы как-то под Новый год с одним моим приятелем поехали в «Перекресток», закупаться тонной еды, чтобы не дай бог не похудеть в новогоднюю ночь. А Легу взяли с собой, ему было на тот момент лет пять. И вот мы таскаемся по супермаркету, объем еды в наших тележках уже в несколько раз превышает совокупный объем всех ожидаемых на Новый год гостей, но нам этого недостаточно, поэтому мы занимаем очередь в мясной отдел и смиренно в ней стоим.

А Лега бегает туда сюда. Вполне себе пристойно. Но бегает. Он бежит к аквариуму с раками, потом обратно: «Мама! Там живые раки!» Потом к поломойной машине и обратно: «Мама! Я тоже хочу такую машину! А я еще успею её вписать в письмо Деду Морозу? Не успею? Тогда ты в свое письмо впиши! Она тебе нужней!» И снова куда-то бежит. Ребенок занят делом: изучает реальность, восторженно и вполне позитивно. Но через какое-то время, когда он возвращается примерно в четвертый раз, женщина, лет пятидесяти, стоящая прямо за мной в очереди, вдруг менторским тоном спрашивает: «Мальчик! А ты почему здесь хулиганишь?»

Лега встает на паузу и смотрит на нее с некоторым недоумением, а потом на меня. А я уже всё... Внутренне я уже совершила свое предательство, в голове уже звучит фраза: «Так, Лега, ну-ка, хватит бегать, видишь, ты мешаешь, постой здесь спокойно» - как вдруг я слышу громогласный голос моего приятеля:

Как это «почему он хулиганит»? Это мы его попросили. Он слишком хороший мальчик, и для гармоничного развития ему положено хулиганить 15 минут в день. Олег, иди-иди! Не трать время, тебе еще хулиганить целых 8 с половиной минут.

Лега хохочет, убегает, и уже через секунду совершенно довольный жизнью помогает тёте в фартуке взвешивать яблоко.

Я так не умею. Черт, ну почему я так не умею? Пожалуй, на этот Новый год я попрошу у Деда Мороза, чтобы он подарил мне вот такой скилл. Чтобы всегда. Всегда сначала оказываться на стороне ребенка. А потом разбираться.опубликовано

Вера Дорофеева

Дочки-матери, отцы и дети… Нет цепей крепче, священнее, чем кровные узы. Не зря ведь поётся в песне: «Родительский дом, начало начал. Ты в жизни моей надёжный причал». В свою очередь, ребёнок для родителей – это не просто потомок, не просто человек, продолжающий род. Это плод любви мужчины и женщины, синтез их душ, результат их страсти… Это в идеале. Но всегда ли так в реальности? Первое слово, которое произносит малыш на рассвете собственной жизни – это слово «мама», обозначающее женщину, подарившую ему, своему ребёнку, возможность появиться на этот свет, ощутить радость и боль, смех и слёзы, познать окружающий мир и показать миру себя – ещё одного представителя рода человеческого. Мамины тёплые руки, нежность поцелуев и убаюкивающий голос – таковы воспоминания детства о самом родном человеке у большинства из нас. Отец – он обычно несколько на втором плане, но, бесспорно, не менее важен в судьбе любого ребёнка. С ним ассоциируются сильные руки, подбрасывающие любимое чадо вверх, игра в «лошадку» и чувство защищённости. Но есть дети, у которых слово «мать» вызывает смятение, а слово «отец» заставляет сжиматься от страха. Когда-то у Валеры была счастливая семья. Четыре года назад всё изменилось: сильно запил отец. Может, работа отнимала слишком много нервов и душевных сил (он служил в правоохранительных органах), может, ещё что… Но это что-то заставило взрослую, состоявшуюся личность потерять человеческое лицо. Сначала отец семейства выпивал по выходным, потом несколько раз в неделю. В конце концов, пьянство вошло в привычку: Николай «взял моду» вваливаться нетрезвым в дом каждый вечер после работы. И ладно, если б тихо лёг и заснул. Так нет, с порога начинал скандалить с женой, материть сына – в общем, «выпускать пары» в кругу близких людей.
С течением времени его поведение ещё более усугубилось: для Николая стало нормой «распускать руки». Причём, последнее обстоятельство касалось не только законной супруги – зачастую и ребёнку доставалось. Анна, как и любая другая жена и мать, пыталась бороться с пагубной привычкой мужа: тайно подсыпала ему в еду препараты, вызывающие отвращение к алкоголю, обращалась к магам, привлекала родственников, даже пару раз вызывала милицию. Всё это не возымело должного действия, а только ухудшало ситуацию. Родители настаивали на разводе, но их наивная дочь вбила себе в голову, что не может оставить любимого супруга. Закончилось всё плачевно. Как-то Валера пришёл со школы и увидел спящую на диване мать, а рядом на полу – пустую бутылку из-под вина. Анна нашла «выход»: уйти от действительности, воспользовавшись проторенной супругом дорожкой. Вот уже два года, как четырнадцатилетний Валера воспитывается бабушкой. Сирота при живых родителях… Последних лишили прав на ребёнка, но этих конченых людей сей факт не тронул: кто знает, сколько времени им осталось топить разрушенную собственными руками жизнь в алкогольной реке… Предательство детей родителями – это страшно. Но с не меньшей силой поражает жестокость отпрысков по отношению к людям, выпустившим их в жизнь. Клавдия Львовна – бывшая узница концлагеря. Врагу не пожелаешь и малой части того, что пришлось пережить ей. Мужа потеряла рано, на руках осталось двое детей, которых воспитывала абсолютно одна. Кем только не работала, чтобы прокормить семью… Во всём себе отказывала, лишь бы дети были сыты и одеты. Выросли птенчики Клавдии Львовны, разлетелись кто куда: сын в Москву уехал, дочь за северянина замуж вышла. За всё время только один раз проведали, мотивируя это далеким расстоянием и большими расходами, либо ссылаясь на занятость. Поначалу звонили часто, письма писали, но постепенно всё это сошло на нет. Однажды женщина сильно заболела, да так, что дошло дело до госпитализации. Попросила соседку телеграммы детям дать: «Смерть не за горами, чай, уже не молодая». Вы думаете, кто-нибудь приехал? Старушка каждый день просила медперсонал сообщить детям хотя бы по телефону о произошедшем с ней, наивно полагая, что телеграммы не нашли своих адресатов. Не знала Клавдия Львовна, что сын и дочь в курсе её болезни, просто свои проблемы им гораздо важнее… Не кровиночки, а сердобольная соседка навещала пожилую женщину каждый день, потом забрала из больницы к себе и ухаживала до тех пор, пока болезнь не отступила. Но окончательно пенсионерка удостоверилась в чёрствости собственных детей, когда позвонила сыну и пожаловалась на невозможность дальнейшего одинокого проживания из-за отвратительного здоровья и дающего о себе знать возраста. Ответ шокировал женщину: это был совет обратиться в центр социальной защиты с просьбой оформить её на постоянное проживание в дом престарелых… «У нас двухкомнатная квартира: куда я тебя дену? А сестра – сама знаешь – с родителями мужа живёт…» - и это сказал человек, с которым она много лет назад не спала ночами, плакала, когда он болел, отдавала последнее… Чем обусловлена безответственность некоторых родителей? Что провоцирует неблагодарность тех или иных детей? Тысячи стариков, будучи отцами и матерями, остаются не у дел, зачастую без средств к существованию, без ласки и заботы. Тысячи маленьких жителей нашей планеты обитают в детских домах, приютах или становятся «детьми улиц», бродяжничают – очень часто при наличии непутевых родителей. А сколько младенцев замёрзло в суровые зимы, захлебнулись нечистотами, оказались в мусорных контейнерах по воле своих матерей? Все эти вопросы остаются без ответа. Но вероятные причины возникновения жестокого отношения можно предположить.
1. Генетика – серьёзная вещь. Заложенное в человеке природой ничем не вытравишь. Часто бывает, что ребёнок похож характером не на отца или мать, а на какую-нибудь двоюродную тётку. Вот и получается, что в благополучной семье вырастает чёрствый эгоист или наркоман.
2. С другой стороны, очень много значит воспитание . Если дети предоставлены сами себе, растут как репей в поле, велика вероятность того, что они вырастут грубыми и бесчеловечными. В результате претензии родителей к своим уже взрослым чадам будут лишены какого-либо обоснования. Такие люди и собственных детей не смогут воспитать должным образом, получая на закате жизни эффект бумеранга. 3. Культивация в ребёнке эгоизма приведёт к тому, что, превратившись во взрослую личность, он будет продолжать любить исключительно себя. Собственных детей такой родитель обречёт на дефицит внимания со своей стороны. Этим, в частности, объясняется наплевательское отношение некоторых матерей и отцов к своему потомству. 4. Немаловажное значение, на мой взгляд, имеет то, каким является появившийся на свет ребёнок : желанным или нежеланным, случайным, обязательным («как у всех»). Уже в утробе матери дитя чувствует, любят ли его, нужен ли он родителям. У действительного «плода любви» есть все шансы стать впоследствии настоящим Человеком.
Можно стерпеть любое предательство: любимого мужчины, жены, лучшей подруги (друга). Но предательство самых близких людей: ребёнка и родителей – время не способно вылечить. С этим приходится жить… Надежда Пономаренко , специально для сайт

При выборе мужчин в качестве спутника жизни, мы смотрим на любовь, сексуальность, финансовые составляющие. А задаемся ли мы вопросом: "А каким он будет отцом?" Любовь к ребенку мы считаем как само собой разумеющиеся. Но это не всегда так. К сожалению.

Предают своих детей и матери, и отцы- не только, когда дети маленькие, но и тогда, когда они выросли, стали взрослыми и самостоятельными.

В нашем обществе есть нравственная традиция - прощение. Нужно всех и за всё прощать. Но замалчивается о том, что перед прощением идет признание ошибок и вины. К признанию наше общество, а значит мы с вами, не готово по многим вопросам. И в этой статье я хочу затронуть одну из граней этой большой темы, а именно, о признании вины отцами, предавших своих дочерей. У меня не большая статистика по количеству, но страшная по результатам.

Ни один из отцов, кому взрослая дочь написала и отправила письмо, в котором рассказала: о своей боли от невнимания отца, его холодности или отсутствия, когда он ей очень был нужен- НЕ ОТВЕТИЛ!! Двойное предательство: в детстве и сейчас.

Письма взрослых, умных, талантливых женщин, которые уже сами стали мамами, наполнены с одной стороны сердечной болью, а с другой стороны- надеждой, что там, в её детстве, папа был молодым и несмышленым. Но сейчас кому-то 55, 60 или 65, он поймет, придет и обнимет. Скажет, что сожалеет, попросит прощение и прижмет. Обнимет и утешит.

Но этого не происходит. Отцы делают вид, что не получали писем. Или еще, что хуже, на долгое время исчезают из информационного поля- перестают звонить, присылать мейл, приезжать.

Многим из нашего поколения 50-60х нужно подойти к зеркалу, посмотреть внимательно в глаза самому себе и признать, что как родитель я сплоховал по многим пунктам. А потом подойти к своему взрослому сыну или дочери и признаться в этом.

Но сначала надо найти в себе Мужество не сбежать, не заткнуть рот своему ребенку, а выслушать всю его боль, которую он накопил за долгие годы своего детства, и забрать себе. А его обнять, попросить прощение и плакать вместе с ним, пока он не выплачет все свои детские слезы.

в предыдущем посте я не прописала один важный момент, но комментаторы его заметили.

Про зубы - пока мы поднимались по лестнице, я, узнав, что дочь боится, спросила ее: "А, может быть, мы проверим, испугается ли кто-нибудь из детей?" - она сказала: "Я боюсь". - Я ответила: "Я буду рядом с тобой и, если они скажут что-то плохое, я не буду заставлять тебя идти в группу". - "Ладно. Только ты спрашивай" - сказала она.
И я, естественно, выбрала девочку с мамой, потому что мама, разумеется, не скажет, что "Да, дразни ее, сколько нужно".

Если бы это были подростки или если бы это была группа детей, или если бы я не спросила у дочери разрешения, это действительно было бы предательство.

И я с таким сталкивалась - я работала с подростками в школе, и меня попросили выявить, что у них за проблемы, почему в одном из классов напряженная атмосфера. Я в течение двух встреч (а надо сказать, что организовывать эти встречи было крайне непросто - учителя постоянно "забывали", что у их детей тренинг, постоянно пытались забрать "пару мальчиков" с него или поставить вместо него какие-нибудь занятия или пересадить нас из кабинета в кабинет) завоевывала доверие детей, выясняла, что у них и почему происходит, уточнила, рассказала учителю, что А. оскорбляет Б., а остальные присоединяются, потому что А. старше их всех на год, и они его боятся, но чувствуют, что травить Б. неправильно, и было бы хорошо, если бы Вы... но учитель не дослушал меня и мгновенно, сразу же - я только что вышла из класса - влетел в класс и при всех детях наорал на А. что-то в духе: "Ах ты сволочь! Как ты мог! Ты оскорбляешь Б.! Ты урод!" ну и т.п.
Когда она вернулась, и я спросила ее: "Понимаете ли вы, что дети больше никогда и ничего мне не расскажут, а Б. теперь будут оскорблять с удвоенной силой?", она была очень удивлена и сказала, что я ничего не понимаю, что дети - это непокорные животные и их надо укрощать, а не завоевывать их доверие.
Я открыла рот, закрыла рот. Пошла к директору, пятнадцать минут разговаривала с директором, поняла, что у нее то же самое мнение, и сказала, что я при таком подходе могу быть только в оппозиции к учителям и директору, а это, скорее, навредит детям, и что я в корне не согласна с такой политикой. И больше там не появлялась. И - важный момент - это была частная школа.

И поэтому я не работаю с подростками - невзирая на все варианты, которые у меня были (школа была, скорее, частным случаем, чем большой практикой), родители и учителя часто вызывали у меня много чувств, потому что применяли любую полученную о детях информацию (пусть даже это было "сегодня у нас улучшился контакт" - потому что когда работаешь с ребенком, совсем ничего не говорить родителю - сложно, пусть я и всеми силами старалась сохранить конфиденциальность) не для улучшения взаимопонимания, а для тупой, топорной и слишком очевидной для детей манипуляции, а то и наезда. Что просто в мясо гробило доверие между мной и детьми (что еще полбеды) и делало работу на три четверти бессмысленной, потому что оплачивает работу родитель.
Я знаю, что есть мои коллеги, которые куда более успешно лавируют между интересами подростков и интересами родителей и лучше справляются со своими чувствами по этому вопросу, поэтому они куда успешнее, чем я, в работе с детьми.