Собаке - собачья смерть. Сухомлинский Рассказ для детей читать

В селе Куцеволовка Онуфриевского района жил мальчик Михаил Тополя. Мать Михаила умерла через час после родов. Ребёнка спасла дальняя родственница матери, Оксана. Она кормила дочку Марину, родившуюся месяцем раньше. Теперь пришлось кормить двоих детей. Мальчик рос крепкий, здоровый. До года поднялся на ноги, стал ходить, но Оксана никак не могла отлучить его от груди, кормила до двух лет. “Мальчик, - оправдывалась, - сирота, но пусть не знает он ни горя, ни одиночества”. Всё отдавала ему Оксана. “Как сыр в масле катается, - говорили соседи о безмятежном детстве Михаила, качая головами, - не доведёт это до добра”. Оксана краем уха слышала о высказываемых соседями опасениях, но отмахивались от них. Мальчик был её творением, она спасла ему жизнь, она видела в нём самоё себя. Он спал сколько хотел, всё ему было позволено, и ничто не запрещалось. В пруду водились караси, Михайлик любил жареную рыбу со сметаной. И Оксана с Маринкой шли к пруду, бултыхались не¬сколько часов в воде, чтобы угодить “дытыне”. Уже и осень пришла, караси попрятались глубоко в ил, а Михайлик и за ложку не брался, если на столе не было сковородки с жареными карасями. Полезла Оксана в холодную воду. Простудилась, слегла. Чтобы на столе были карасики, Маринка понесла рыбакам вышитую сорочку матери и скатерть, обменяла на рыбу…

Получилось так, что не было в жизни Михаила ничего такого, что досталось бы ему с трудом, в чём бы оставлена была частичка его души. В пустом сердце, не знающем забот, волнений, тревог, не может быть места для настоящей любви.

Учился Михаило в школе как-нибудь. В четвёртом классе сидел два года, в пятом имел два осенних экзамена и еле перешёл в шестой, а шестого не закончил и за два года. Шестнадцатилетним он выбыл из школы. Оксана плакала, упрекала… “Вы в могилу загоните меня своей школой, - кричал Михайло. - Больше ноги моей в вашей хате не будет. Я знаю, что вы мне не мать. И за то, что кормили меня, куплю вам бочку молока”.

Ошеломлённая тяжким оскорблением, Оксана заболела. А Михайло пошёл жить к дальнему родственнику отца, леснику.

Через несколько месяцев началась война. Когда пришли оккупанты, среди полицейских людям бросился в глаза стройный, краснощёкий Михайло. Полицейские с собачьей верностью служили фашистам, выполняли самые грязные, позорные дела. Началась отправка молодёжи в фашистское рабство - на работу в Германию. Полицейские охотились за молодыми людьми, как за животными. Однажды ночью фашисты послали всю полицию на облаву. Попал Михайло на ту улицу, где жила Оксана. Вместе с другими девушками привёл он в сельскую управу Марину. За дверью сельской управы плакала Оксана. Когда Михайло вышел из хаты, она плюнула ему в глаза и назвала его изменником.

“Ты партизанка!” - закричал Михайло и побежал к офицеру. Оксану схватили, связали. Поехали домой с обыском. На чердаке нашли несколько гранат и винтовку.
“Откуда всё это?” - спросил офицер.
Женщина молчала.
“Кто из жителей села может сказать, откуда у неё оружие?” - бросил офицер в толпу людей, согнанных к дому сельской управы.
Все молчали. Михайло, находившийся в кучке полицейских, сказал:
“Она связана с партизанами. Ночью к ней приходят подозрительные люди”.
Старики я женщины стояли затаив дыхание. Им не верилось: каким чудовищем надо быть, чтобы отправить на смерть женщину, приходившуюся человеку матерью: ведь она вскормила его.

“Ну что же, - сказал офицер, - партизанам один конец. А в награду за то, что ты верно служишь рейху, оказываю тебе большую честь: расстреляй своей рукой эту женщину”. Рассказывают, что в это мгновение на майдане перед сельской управой как будто земля застонала: из десятков грудей вырвался стон, люди не могли отвести глаз от изменника. Повёл он со своими дружками Оксану к вербам у пруда. Услышали люди три глухих выстрела, ещё раз застонала земля. Возвратился Михайло Тополя с дружками. В тот же вечер фашисты отправили на станцию Маринку, пойманную вместе с другими девушками во время облавы. А через три дня по приднепровским сёлам разнеслась весть: в лесной глуши, в Волчьем урочище, недалеко от хаты лесника нашли повешенного на дубовом суку Михаила. На груди бумажка с надписью: “Так будет с каждым изменником!”

Когда селяне узнали о справедливом возмездии, постигшем предателя, они облегчённо вздохнули и сказали: “Собаке - собачья смерть”.

Летом 1942 года после сдачи немцам Ростова и Новочеркасска Красная Армия начала беспорядочное отступление. Тогда-то и вышел всем известный приказ №227.

По донским степям бродили вооружённые и безоружные группы, которые, не имея указаний, почему-то стремились в Элисту. Необходимо было срочно предпринимать экстренные меры. Страшным бичом была паника, которая возникала от неизвестности и различных слухов о немецких десантах, прорвавшихся танках, о немецких мотоциклистах, разъезжающих по степям.

Источники слухов были неизвестны. И как мы не старались, найти источники их возникновения так, и не удавалось. Наверняка, весомую долю в возникновении и распространении этих слухов, играли немецкие спецслужбы.

После сталинского приказа: «Ни шагу назад», появились и заградотряды, вокруг которых сейчас возникло столько лжи и инсинуаций. Они были необходимы в то непростое время, и это был оправданный шаг.

К концу лета 1942 года мною было получено указание создать группу в количестве четырёх человек. Нам выделили автомобиль, сухпай на несколько дней и карты района, где нам предстояло работать.

Главной наше задачей было находить военнослужащих, потерявших свои части, сколачивать из них отряды и направлять в сторону Сталинграда, для защиты города.

Много разных людей встретили мы за эти дни. Много их бродило в степях в эти дни. Иногда мы организовывали подвижный КПП, где формировали команды и отправляли их в сторону Сталинграда.

Однажды встретили высокого старика в крестьянской одежде и лаптях. Нам он заявил, что является командиром дивизии, а в качестве подтверждения, разувшись, достал из спрятанной обуви документы и Золотую Звезду Героя. Он тоже был направлен в Сталинград.

Попадались нам и хорошо организованные отряды, которые отступали, но сохраняли материальную часть и воинскую дисциплину. В одном из таких отрядов было трофейное оружие, миномёты, бронеавтомобили. Впоследствии командир этого отряда, по прибытию в Сталинград, получил под своё командование дивизию.

Мы целыми днями перемещались по донским степям и почти ежедневно сталкивались с немецкой разведкой, с которой у нас возникали перестрелки, а иногда разгорались и настоящие бои.

Немцы старались не ввязываться в бой, так как это были мелкие группы, обычно пара мотоциклов. Никакой угрозы они не представляли, но для возникновения паники и слухов этого зачастую было достаточно.

На ночлег мы останавливались в Селах, что попадались нам по пути. Однажды мы остановились в Зимовниках, который немцы впоследствии превратили в важный узел своей обороны, и за который в январе 1943 года разгорелось ожесточённое сражение.

А сейчас Зимовники были обыкновенным селом, в котором не было частей Красной Армии, но и немцы до него ещё не добрались. Среди ночи наш часовой услышал звуки мотоцикла и вскоре нами был задержан человек одетый в немецкую форму. Грудь его украшала бляха и немецкие медали.

Однако вскоре мы выяснили, что это был не немец, а житель этого села, дезертир и предатель, ещё полгода назад перешедший на сторону немцев. Этот человек воевал против своих граждан и уже успел получить из рук новых хозяев награду.

Теперь он, считая, что немцы уже заняли это село, захотел повидать своих родственников и похвастаться перед ними своими «подвигами» в борьбе с большевиками.

Документы, которые были при нем, не оставляли никаких сомнений, но ещё при нем мы обнаружили фотографии, которые я запомнил на всю жизнь. На одной фотографии он расстреливал нашего красноармейца. Но, в шок меня повергла фотография, на которой предатель стоял, держа за ногу младенца и собирался размозжить ему голову о стену! Теперь это чудовище, которого нельзя было назвать человеком, приехал в свою деревню, чтобы похвалиться своим «героизмом»!

Сейчас много говорят о чудовищах из заградотрядов, а я, младший лейтенант госбезопасности, не имел права пустить ему пулу в лоб прямо на месте. Я должен был доставить его в Сталинград, чтобы там он предстал перед судом!

Мне пришлось разыскать крепкий амбара и поставить на его охрану двоих бойцов, наказав строго-настрого следить за этим гадом и в случае попытки к бегству, применять оружие без колебаний. Слышал это и задержанный.

Время было тревожное. Мы своё задание выполнили и с утра планировали возвращаться в Сталинград.

Я приказал готовиться к выезду и привезти задержанного. Но бойцы как-то неуверенно замялись. Вижу, что хотят что-то сообщить, но у них не хватает духа об этом сказать.

Упустили его?! – едва сдерживая негодование, спросил я.

— Да нет, товарищ младший лейтенант, здесь другое, — произнёс сержант Фёдоров, просто мы видели вчера эти фотографии.

— И что, сержант?!

— Этот мерзавец так нагло себя вел! Он пытался бежать, оказывал сопротивление! Мы поступили согласно вашему приказанию.

Но ведь никто не стрелял, покажите мне его!

— Товарищ младший лейтенант, вам не надо на это смотреть! Мы не захотели шум поднимать и зарубили его сапёрными лопатками.

Конечно, это был самосуд. Хоть я и считал его справедливым, но мне пришлось об этом сообщить в прокуратуру. Военюрист 2-го ранга, узнав суть дела и посмотрев фотографии, которые мы изъяли у предателя, сказал лишь одно: «Собаке собачья смерть».

«Собаке – собачья смерть. Это проклятие адресуется жестоко убиваемому или уже убитому человеку. Это пожелание мучений и унижения. Умереть как собака – значит умереть заброшенным, забытым, никому не нужным.

«Рак слишком запущен. Мы ничего не можем сделать. Я вам сочувствую».

Доктор сказал, что Шелби осталось жить совсем недолго. Рак был очень агрессивным. Она чувствовала себя потерянной даже внутри собственного дома. Жалобно плакала, пока не засыпала от утомления. Ее боль становилась все сильнее и сильнее. Она не хотела выходить из дома. Она ходила под себя.

Ее темно-карие умные глаза молили нас о помощи. Шелби была великолепной собакой и членом нашей семьи. Всю свою жизнь она была верным, преданным другом и защитником. Приближаясь к концу, она была испугана. Она была беспомощна и унижена тем, что гадила на своей подстилке.

Доктор пришел на следующий день и усыпил Шелби. Еще минуту назад она была с нами, а теперь ее не стало. Она совсем не мучилась, не плакала и не скулила. Ее «семья» была вместе с ней, включая кошку, с которой они не сильно дружили. В конце концов, это было совершенно гуманное действие. Кто в здравом уме согласится обречь свою обожаемую животину на страдания, боль и страх рака?

По печальному стечению обстоятельств через несколько месяцев после смерти Шелби я снова услышал те же самые слова: «Рак. Сделать уже ничего нельзя. Мы очень вам сочувствуем!» Но на этот раз они относились к моему 74-летнему отцу. Он практически не болел, не пил и не курил. Он много работал, руководил собственной типографией. Он так же много путешествовал и занимался охраной окружающей среды.

У отца был рак мозга. За последний год у него было несколько безуспешных операций. Рак был агрессивным. Возможно, отец знал это лучше нас и поэтому заранее написал завещание, где оговорил условия своего ухода из жизни. «Я не хочу быть обузой ни вам, ни себе, – сказал он мне перед последней операцией. – Ты старший, и я хочу, чтобы ты сделал все правильно». «Да, конечно, папа, все будет хорошо. Я не дам тебе мучиться», – пообещал я ему. Шесть недель спустя отец умер ночью в больнице, и никого из нас не было рядом с ним. Пять из этих недель он не мог говорить и даже двигаться. Он во всем зависел от медсестер, включая контроль за органами выделения. А его глаза напоминали мне о моем невыполненном обещании.

Он умер не от рака. Он умер от сочетания тяжелой стафилококковой инфекции и отказа от еды и питья. В своем завещании отец специально указал, чтобы в случае его добровольного отказа от еды и питья его не кормили насильно. После прекращения питания смерть наступила через две недели.

Мои вопросы очень просты. Кто умер с большим достоинством? С кем обошлись более гуманно? На чьем месте вы бы хотели оказаться?

Лично я знаю, что хочу, чтобы мой уход из жизни имел больше вариантов, чем было у отца».

Как облегчить человеку уход из жизни? Как учесть волю умирающего в выборе способа смерти?

В Швейцарии, Бельгии, Голландии, Люксембурге и в трех американских штатах – Орегоне, Монтане и Вашингтоне – врачам разрешено при наличии медицинских показаний давать умирающим препараты, быстро останавливающие дыхание и сердце, и тем самым позволяя людям уйти без мучений. Принимать решение о приеме препарата должны сами пациенты, находясь в здравом уме и трезвой памяти. Когда это делают врачи с безнадежными пациентами, находящимися в беспамятстве, но четко выразившими свою волю, когда они были в полном сознании, то это считается эвтаназией. С эвтаназией дело обстоит еще сложнее, чем с добровольным уходом из жизни при помощи врачей. Противники эвтаназии и самоубийства при помощи врачей обоснованно обеспокоены использованием этих методов прекращения жизни в отношении малозащищенных групп населения. Теоретически эвтаназия дает возможность для убийства тех, кто совершенно не хочет умирать по своей воле, и тех, кто мог бы еще долго жить, даже страдая от неизлечимой болезни или будучи инвалидом. Эвтаназия, по мнению ее противников, создает опасный прецедент расширения границ убийства, декриминализируя особую часть убийств, осуществленных по медицинским показаниям и с согласия убиваемого. Большая часть медицинского, да и всего человеческого сообщества не одобряет идею того, что человек может сам выбирать момент свой смерти. Гуманным считается продление жизнедеятельности тела во что бы то ни стало.

С другой стороны, за последние годы технические возможности медицины дошли до такой степени, что с помощью приборов жизнедеятельность тела можно поддерживать неограниченно долго. Но таких приборов на всех не хватает. И если в больнице, например, есть пять аппаратов искусственного дыхания, которые уже подключены к пациентам, а на «скорой» привезли шестого нуждающегося в этом аппарате, то докторам волей-неволей приходится выбирать, кого подключать, а кого отключать. Или мозг человека давно погиб, но благодаря приборам тело еще функционирует, и тогда доктора принимают решение о бесперспективности дальнейшего вмешательства и отключают приборы. То есть, по сути дела, осуществляют убийство по медицинским показаниям, или эвтаназию. Но такого рода практика уже стала общим местом во многих странах, где эвтаназия по просьбе самого человека еще не допускается.

Так что вопрос, заслуживает ли человек собачьей смерти, остается открытым.

Кем бы хотел остаться в памяти потомков Борис Абрамович Березовский?

Учёным? У него были заслуги учёного.

Политическим деятелем? Он достиг высот и на этом поприще.

Великим комбинатором? И тут были несомненные успехи - Остап Бендер по сравнению с Борисом Березовским был просто наивным неудачником.

Первым и главным "новым русским"? Да, несомненно. Насчёт "первого" можно долго спорить, возможно, первым был Артём Тарасов, а может, и ещё кто-либо, но главным (и безо всяких кавычек) Борис Абрамович был долго.

Вершителем судеб великой империи? Несомненно - был и такой период в его жизни.

Талантливым и успешным предпринимателем? Было и это.

Редким по циничности обманщиком доверчивых людей, строителем финансовых пирамид? И тут он успел отметиться.

Диссидентом, борцом с верховной властью? И этого было сколько угодно в его жизни.

Покорителем женских сердец? Да, и это было.

Счастливым и неоднократным отцом? Да, и тут у Бориса Абрамовича всё в порядке.

Человек прожил чрезвычайно яркую, многогранную и насыщенную событиями жизнь. Попытка вычленить что-то самое главное в этой жизни не удаётся сразу - настолько этот человек был многомерен, настолько много всего перетасовано в его жизни... Перетасовано... Перетасовано...

Не это ли и было самым главным в Бориса Абрамовиче Березовском? Игра . Перманентная игра по-крупному.

Были ли какие-то нравственные ориентиры и пределы в этой игре? Наверное - нет. Это была игра ради самой игры. Точнее - это была игра как развиртуализация математических (любимых Березовским) процессов, разворачивание сложных систем уравнений со многими неизвестными в реальной жизни, а какие могут быть нравственные ориентиры у математических уравнений? Кратчайший путь решения - да, нравственные ориентиры - нет, математика ими не оперирует.

Вспомним же великого игрока и незаурядного математика, который настолько был очарован строгой и эффективной красотой математики, что перестал замечать разницу между математикой и живыми людьми, живым обществом, живой историей...

Мир его праху и его мятущейся душе.

Мой комментарий:

С чего Вы решили, что Березовский был незаурядным математиком? Что он вообще был математиком? АСУ на тот момент были достаточно убогим направлением, абсолютно не перспективным на тех машинах и на той элементной базе, которые существовали в тот период.Лаборатории АСУ тогда в приказном порядке насаждали везде, на любом занюханном производстве, в любом убогом отраслевом НИИ. Это было модно, хотя толку от них никакого не было, одна болтовня.

Березовский принадлежал не к самому талантливому народу и сам был не талантлив. Он получил на удивление плохое образование, что не типично для евреев, и никак не проявил себя на профессиональном поприще. Он не был человеком науки, он работал в прикладной отрасли, крутился, шустрил, старался сделать карьеру, чтобы прибавить пятьдесят рублей к зарплате - таких было полно в любом НИИ, но у него и это плохо получалось.

Березовский никогда не был ни диссидентом, ни борцом с верховной властью. Он попросту до этого не дорос, у него для этого банально не хватало культуры, не хватало привычки читать книги, не хватало человеческого таланта общения и много ещё чего, что отличало шестидесятников.

Авантюрист, неудачник, злобный, завистливый и мстительный, как только представилась возможность, он начал свою деятельность с воровства и убийства.Его заметили и приблизили. В тот период гнусные беспринципные твари, готовые на всё, требовались в большом количестве, а он для этой роли прекрасно подходил.

Березовского отличало полное отсутствие каких-либо положительных качеств.Для него неприменимы такие категории, как совесть, доброта и великодушие.Его отличительная черта - подлость натуры, которая, собственно, всю жизнь и определяла все его действия.Он - абсолютное зло!

Березовский не был политиком в традиционном понимании этого слова. Случайным образом дорвавшись до власти, он способствовал развязыванию войны и гибели массы народа, того народа, среди которого он вырос. Устроил всё это он в стране, которая в своё время дала его народу кров и хлеб, и которая защитила его народ от истребления в тяжелейшей войне. Березовский и некоторые егосоотечественники по отношению к России - неблагодарные твари.

Березовский не был предпринимателем. Он был вором. Он никогда ничего не создавал. Он крал и мошенничал, а когда оказался оторванным от кормушки, начал достаточно быстро нищать.

Березовский не был хорошим семьянином, он был гнусным развратником, который своих жён предавал точно также, как и всех, кто ему доверился. За всю свою жизнь он умудрился предать и продать всё, что может быть дорого человеку на этом свете. Его детям должно быть стыдно за такого отца.

Игроком он тоже никогда не был. Одно злодейство за другим, в основе которых всегда смерть, в том числе и соратников, какая же это игра? Он был патологическим убийцей. Именно так он решал все свои проблемы. Его впору сравнить с известной в истории чёрной вдовой, которая умудрилась отравить мышьяком около сорока своих родственников.

При всём при том он был труслив, и он прекрасно понимал своё ничтожество. Он понимал, что таких злодеев, как он, земля носить не должна. Вспомните его походку, его манеру говорить, он всё время играл. По сути, он не был Березовским - человеком, он его всего лишь изображал.

Он был мёртв, он имел мёртвую душу задолго до того, как умер физически. Его смерть наступила в тот самый момент, когда он лишился денег, а значит и возможности интриговать и убивать. Остаётся лишь сожалеть о том, что он не дожил до справедливого суда и за сумму преступлений не был приговорён к повешению. К повешению не за шею, а за челюсть на мясницкий крюк, как это делал Гитлер с предавшим его окружением. Всему человечеству было бы полезно поглядеть на него - первого в общем ряду висящих тушек, это бы многих убедило в том, что справедливость на этом свете существует.
Где бы его ни похоронили, найдётся немало людей, которые придут на его могилу, чтобы плюнуть на неё и произнести слова проклятья. Если его похоронят в России, я тоже приду на его могилу, и плюну, и скажу: собаке - собачья смерть!

«Собаке – собачья смерть. Это проклятие адресуется жестоко убиваемому или уже убитому человеку. Это пожелание мучений и унижения. Умереть как собака – значит умереть заброшенным, забытым, никому не нужным.

«Рак слишком запущен. Мы ничего не можем сделать. Я вам сочувствую».

Доктор сказал, что Шелби осталось жить совсем недолго. Рак был очень агрессивным. Она чувствовала себя потерянной даже внутри собственного дома. Жалобно плакала, пока не засыпала от утомления. Ее боль становилась все сильнее и сильнее. Она не хотела выходить из дома. Она ходила под себя.

Ее темно-карие умные глаза молили нас о помощи. Шелби была великолепной собакой и членом нашей семьи. Всю свою жизнь она была верным, преданным другом и защитником. Приближаясь к концу, она была испугана. Она была беспомощна и унижена тем, что гадила на своей подстилке.

Доктор пришел на следующий день и усыпил Шелби. Еще минуту назад она была с нами, а теперь ее не стало. Она совсем не мучилась, не плакала и не скулила. Ее «семья» была вместе с ней, включая кошку, с которой они не сильно дружили. В конце концов, это было совершенно гуманное действие. Кто в здравом уме согласится обречь свою обожаемую животину на страдания, боль и страх рака?

По печальному стечению обстоятельств через несколько месяцев после смерти Шелби я снова услышал те же самые слова: «Рак. Сделать уже ничего нельзя. Мы очень вам сочувствуем!» Но на этот раз они относились к моему 74-летнему отцу. Он практически не болел, не пил и не курил. Он много работал, руководил собственной типографией. Он так же много путешествовал и занимался охраной окружающей среды.

У отца был рак мозга. За последний год у него было несколько безуспешных операций. Рак был агрессивным. Возможно, отец знал это лучше нас и поэтому заранее написал завещание, где оговорил условия своего ухода из жизни. «Я не хочу быть обузой ни вам, ни себе, – сказал он мне перед последней операцией. – Ты старший, и я хочу, чтобы ты сделал все правильно». «Да, конечно, папа, все будет хорошо. Я не дам тебе мучиться», – пообещал я ему. Шесть недель спустя отец умер ночью в больнице, и никого из нас не было рядом с ним. Пять из этих недель он не мог говорить и даже двигаться. Он во всем зависел от медсестер, включая контроль за органами выделения. А его глаза напоминали мне о моем невыполненном обещании.

Он умер не от рака. Он умер от сочетания тяжелой стафилококковой инфекции и отказа от еды и питья. В своем завещании отец специально указал, чтобы в случае его добровольного отказа от еды и питья его не кормили насильно. После прекращения питания смерть наступила через две недели.

Мои вопросы очень просты. Кто умер с большим достоинством? С кем обошлись более гуманно? На чьем месте вы бы хотели оказаться?

Лично я знаю, что хочу, чтобы мой уход из жизни имел больше вариантов, чем было у отца».

Как облегчить человеку уход из жизни? Как учесть волю умирающего в выборе способа смерти?

В Швейцарии, Бельгии, Голландии, Люксембурге и в трех американских штатах – Орегоне, Монтане и Вашингтоне – врачам разрешено при наличии медицинских показаний давать умирающим препараты, быстро останавливающие дыхание и сердце, и тем самым позволяя людям уйти без мучений. Принимать решение о приеме препарата должны сами пациенты, находясь в здравом уме и трезвой памяти. Когда это делают врачи с безнадежными пациентами, находящимися в беспамятстве, но четко выразившими свою волю, когда они были в полном сознании, то это считается эвтаназией. С эвтаназией дело обстоит еще сложнее, чем с добровольным уходом из жизни при помощи врачей. Противники эвтаназии и самоубийства при помощи врачей обоснованно обеспокоены использованием этих методов прекращения жизни в отношении малозащищенных групп населения. Теоретически эвтаназия дает возможность для убийства тех, кто совершенно не хочет умирать по своей воле, и тех, кто мог бы еще долго жить, даже страдая от неизлечимой болезни или будучи инвалидом. Эвтаназия, по мнению ее противников, создает опасный прецедент расширения границ убийства, декриминализируя особую часть убийств, осуществленных по медицинским показаниям и с согласия убиваемого. Большая часть медицинского, да и всего человеческого сообщества не одобряет идею того, что человек может сам выбирать момент свой смерти. Гуманным считается продление жизнедеятельности тела во что бы то ни стало.

С другой стороны, за последние годы технические возможности медицины дошли до такой степени, что с помощью приборов жизнедеятельность тела можно поддерживать неограниченно долго. Но таких приборов на всех не хватает. И если в больнице, например, есть пять аппаратов искусственного дыхания, которые уже подключены к пациентам, а на «скорой» привезли шестого нуждающегося в этом аппарате, то докторам волей-неволей приходится выбирать, кого подключать, а кого отключать. Или мозг человека давно погиб, но благодаря приборам тело еще функционирует, и тогда доктора принимают решение о бесперспективности дальнейшего вмешательства и отключают приборы. То есть, по сути дела, осуществляют убийство по медицинским показаниям, или эвтаназию. Но такого рода практика уже стала общим местом во многих странах, где эвтаназия по просьбе самого человека еще не допускается.

Так что вопрос, заслуживает ли человек собачьей смерти, остается открытым.