Сказки Коми

Мышь и сорока

Республика Коми - суверенное государство в составе Российской

Федерации. Столица - город Сыктывкар. Важнейшие исторические даты.

1992 г. - преобразование Коми АССР в Республику Коми.

Древнейшие люди на территории Коми края появились около 300 тыс. лет

тому назад. Аборигены Коми края, называемые в коми народных преданиях

чудью, появились в бассейне р. Вычегды во второй половине 1 тыс. н. э.

Первые упоминания о землях, заселенных древними коми, встречаются в русских

летописных хрониках 12 в. В них указывалось, что основными занятиями местных

жителей были охота и рыболовство. Товарное значение имела прежде всего

пушнина. Она рассматривалась как основной продукт, вывозимый из Коми края

иностранными купцами в обмен на изделия из бронзы, драгоценных металлов и

камней. Развивалось земледелие, скотоводство, собирательство, а также мелкие

ремесленные производства. С 12 века Коми край неизменно входил в состав

Новгородских владений. В течение 12-13 веков основным соперником Новгорода

за обладание северо-восточными землями было Владимиро-Суздальское княжество.

В 14 в. суздальские владения были включены в состав выросшего и окрепшего

Московского княжества. В 14-15 в.в. в результате упорной борьбы между

Москвой и Новгородом этническая территория коми была окончательно

присоединена к Великому княжеству Московскому и с конца 15 в. стала

неотъемлемой частью Русского централизованного государства. Вхождению Коми

края в состав Русского государства в немалой степени способствовала

христианизация его населения в форме православия, проводником которой

выступил устюжский монах Стефан.

Промышленность в Республике Коми имеет давнюю историю. Край издревле

привлекал внимание русских князей и царей не только пушниной. Для чеканки

монеты на Московском монетном дворе требовалось много серебра. На Руси

месторождений последнего не имелось. Между тем уже с первой четверти 13

столетия ходили слухи о том, сто серебро и медь есть на далекой северной

речке Цильме. Для поисков и разработки серебряной и медной руды Иван 3

весной 1491 г. отправил на Цильму экспедицию. 1491 год принято считать

началом горнометаллургического промысла в Московском государстве. Затем были

найдены залежи каменного угля, нефти и газа, золота.

Произведения народного творчества, отражающие национальную специфику

разнообразны. Это ткачество, вышивка, изделия из бересты и дерева,

гончарство, обработка металла, на севере - обработка меха.

Устраивать качание на качелях с наступлением весеннего тепла - древняя

традиция многих народов, в том числе финно-угорских, к коим относится и коми

народ. В традиционных представлениях земледельческих народов качели были

магическим средством увеличения плодородия. Качели были одним из любимых

развлечений у сельской молодежи коми во время пасхальных гуляний. Поставить

качели старались до наступления рассвета - так, чтобы никто не видел самого

процесса их возведения. Место для качелей выбирали в центре села, около

церкви, либо за селом - на прибрежных лугах. На больших пасхальных качелях

разрешалось качаться только неженатой молодежи.

В 1987 году в культурной жизни Республики Коми произошло событие,

значимость которого во многом еще предстоит оценить: изд-во Наука выпустило

том под названием Коми народный эпос. Почти полтора столетия потребовалось

для того, чтобы сочетание редкой научной удачи и личного энтузиазма сделало

возможным открытие, сопоставимое с публикацией в прошлом веке в Финляндии

эпоса Калевала. Собрал, обработал и издал свод коми эпических текстов

доктор филологических наук, профессор Анатолий Константинович Микушев.

Выдающиеся деятели Республики коми: Коми писатель и ученый

энциклопедист К.Ф.Жаков, всемирно известный социолог П.А. Сорокин после

революции оказался в Европе, а затем в Америке, где преподавал в Гарвардском

университете. Первый коми поэт, основоположник коми национальной литературы,

ученый-лингвист Иван Алексеевич Куратов. Виктор Савин - коми поэт,

драматург, журналист, композитор, известный общественный деятель 20-30-х

Мышь и сорока

Жили-были сестрица-мышка и сестрица-сорока. Однажды собралась мышка на

работу и говорит сороке:

Я, сестрица-сорока, за сеном схожу, а ты пока приберись в доме да

поставь варить суп.

Ушла мышка, а сорока стала прибираться и варить суп. Варила, варила

суп-то, да и свалилась в горшок вниз головой.

Пришла мышь домой, стучится:

Сестрица-сорока, открой!

Долго стучалась, но никто не откликнулся. Юркнула она в норку, зашла в

сарай, сметала сено и опять побежала в избу. Только нет как нет там

сестрицы-сороки.

Достала тогда мышка суп из печки, чтобы поесть, тут и увидела в горшке

сестрицу-сороку. Что поделаешь, съела она сорочье мясо, а грудную

кость-лодочку утащила на речку, села в нее и запела:

Мышь плывет-качается:

хвост,Парус-соболий хвост.

Идет навстречу заяц, говорит:

Ну хоть одну лапку поставлю, на одной постою...

Ну что с тобой делать, садись. Поплыли они дальше вдвоем, мышка опять

Мышь плывет-качается:

Лодка у нее - сорочья грудина,Весло - бобровый хвост,Шест - выдрин

хвост,Парус - соболий хвост.

Под крутым бережком подгребет,Под песчаным бережком - подтолкнет.

Повстречалась им лиса, говорит:

Сестрица-мышка, возьми меня в лодку.

Не возьму, лодка у меня маленькая.

Ну хоть одну лапу поставлю, на одной постою...

Ну что с тобой делать, садись. Плывут они втроем, мышка опять поет

свою песенку:

Мышь плывет-качается:

Лодка у нее - сорочья грудина,Весло-бобровый хвост,Шест - выдрин

хвост,Парус - соболий хвост.

Под крутым бережком подгребет,Под песчаным бережком - подтолкнет.

Повстречался им медведь, говорит:

Сестрица-мышка, возьми меня в лодку.

Не возьму, лодка у меня маленькая.

Ну хоть одну ногу поставлю, на одной постою.

Нет, ты много места займешь, лодку опрокинешь.

Тогда я сяду, чтоб она не перевернулась. Сел медведь в лодку-то и

утопил всех!

Жил-был крестьянин. Было у него три сына: старший - Василей, средний -

Пёдор и младший - Иван. Был Иван седуном, с печи не слезал, все сидит там,

бывало, да глину колупает. А два других брата - те не глупые, толковые. Вот

заболел как-то отец, совсем ослабел. Позвал сыновей, говорит:

Ну, сыновья мои, видно, помирать мне пришла пора, не поправлюсь уже.

Похороните меня, а потом три ночи навещайте могилу. В первую ночь пусть

Василей придет, во вторую - Педор, а после и ты приходи, Седун.

Так простился отец с сыновьями, да тут же и отошел. Похоронили они его

честь по чести. Наступил вечер, пора идти на могилу старшему сыну.

Василей и говорит:

Не сходишь ли ты, Седун, на могилу отца вместо меня? Я куплю тебе за

то красную рубаху.

Ладно, схожу,- согласился Седун. Давно он заглядывался на красную

рубаху. Собрался не мешкая и пошел.

Проспал ночку на могиле отца Седун, а утром отец подарил ему красного

красавца коня. Доволен Седун. Отвел скорей коня к ручью, сам же как ни в чем

не бывало пошел домой.

Вот вторая ночь приближается, надо идти на кладбище среднему брату -

Педору. Вечером просит Педор Седуна:

Не сходишь ли ты, Иван, вместо меня на могилу? Я справлю тебе за это

пару сапог.

Схожу,- опять согласился Седун. И на что ему вроде сапоги? Никуда

ведь не ходит. Да, видно, надо и ему покрасоваться - пошел.

Проспал Седун вторую ночь на могиле отца, утром получил в подарок

серого коня. Седун рад, отвел и этого коня к ручью.

Когда приблизилась третья ночь и настал черед самого Седуна идти на

кладбище, он подумал, что теперь уж никто ему за это не заплатит. Поплелся,

однако, проспал на могиле отца и третью ночь. Утром отец подарил младшему

сыну вороного коня. Отвел Седун и воронка к тому же ручью.

А той стороной правил царь, и было у царя три дочери: Марья, Василиса и

Марпида. И пришла им пора выбирать себе женихов. Царь дал девицам по

шелковому платку: одной красивый-прекрасивый платок, другой еще краше, а

младшей, Марпиде-царевне, самый красивый, весь огнем горит.

Утром вывесила на балкон свой платок старшая дочь.

Кто достанет платок,-объявили по всему царству,- тому и быть женихом!

Услыхал это народ - со всех сторон ко дворцу потянулся. Братья Седуна

тоже засобирались.

Может, и нам счастье улыбнется! - думают про себя.

Увидел их сборы Седун, запросился:

Братья, не возьмете ли и меня с собой? Те только смеются:

Куда тебе, дураку! Сидел бы уж на печи. Запрягли они в сани старую

отцовскую клячу и поехали.

А Седун пошел к ручью, кликнул там красного коня и влез ему в ухо.

В одном ухе попарился-помылся, в другом - оделся-обулся и вышел такой

красивый да сильный - молодец молодцом!

Вскочил молодец на коня и вскоре догнал своих братьев - они на кляче-то

недалеко и уехали. Догнал и, не останавливаясь, только наклонившись, ударил

на скаку по уху одного брата, ударил другого и просвистел мимо. Повалились

братья на колени.

Свят, свят,- говорят,- никак, Илья-пророк промчался!

А Седун промчался к цареву дворцу, выше балкона подпрыгнул, но платок

оставил, не взял.

Дивится народ:

Вот ведь может, а не берет!

Наверно, какой-нибудь счастливец и достал потом этот платок, но Седун

не видел. На обратном пути он еще раз повстречал своих братьев, опять дал по

уху одному и другому. Повалились братья на колени.

Свят, свят,- говорят,- и верно Илья-пророк, как застращал!

Когда братья домой воротились, Седун на печи лежал - он давно уж

прискакал, коня к ручью отпустил, а сам на свое место влез.

Ну, братцы, что видели-слышали? -спрашивает.

Ничего не видели,- говорят.- Кто-то снял уж платок, не про нас он,

видно... Только Илья-пророк по дороге проскакал мимо, застращал нас сильно.

А я так никакого грома не слышал. Сидели бы и вы дома-лучше было

бы,-говорит Седун. На другой день средняя дочь вывесила платок. Братья опять

собрались- может, на этот раз повезет. Попросился было Седун:

Возьмите и меня!

Да они только рассмеялись:

Молчи уж, дурак, куда ты пойдешь! Лежи себе на печи.

Запрягли свою клячу и поехали.

Слез Седун с печи, пошел к ручью, кликнул другого коня, серого. В одно

ухо влез - помылся-попарился, в другом оделся-обулся, опять сильным да

красивым молодцом явился. Вскочил на серого коня и поскакал. Как догнал

братьев, опять, не слезая с седла, одному дал раз, другому, повалились они

на колени.

Свят, свят! - крестятся.- Илья-пророк промчался, совсем застращал

А Седун подъехал к балкону, подпрыгнул и опять, как в прошлый раз, не

взял платок, только глянул.

Подивились люди:

Вот ведь каков: мог взять платок, а не снял! Поскакал Седун обратно.

Глядит: братья его все еще к цареву дворцу едут. Опять почтил их Седун

затрещинами, повалились они на колени, шепчут:

Свят, свят! Да ведь в самом деле Илья-пророк!

Скоро ли, не скоро, воротились братья домой. Седун спрашивает с печки:

Ну, братья, достался ли сегодня платок?

Не достался нам, кто-то снял уже,- отвечают братья.- Только

Илья-пророк скакал мимо, опять нас стращал...

А я так ничего не слышал,- говорит Седун.- Сидели бы оба дома,

никаких страстей не видали бы.

На третий день младшая из сестер Марпида - царевна вывесила платок.

Народ собрался со всего царства - кто только не хотел достать тот платок!

Завидно братьям, говорят:

Сходим и мы, может, достанется напоследок. Седун тоже не смолчал на

Сегодня и я не останусь дома, поеду с вами! Потом вышел и первый сел

в сани. Посмеялисьбратья, поругали и отговаривать принялись - не вылез Седун

из саней.

Ну, будь по-твоему,- согласились наконец. Довезли Седуна до ручья и

вытолкнули его изсаней. Вытолкнули и, посмеявшись, уехали, а Седун остался.

И то хорошо, что до ручья довезли, самому не тащиться,- улыбнулся

вслед Седун.

Кликнул третьего - вороного коня, в одно ухо влез - попарился-помылся,

в другом - оделся-обулся, такой молодец стал, статный да красивый. Вскочил

на коня и помчался. Ох и досталось от него братьям! Оглянулся, отъехав,- они

все еще на коленях стоят, подняться не смеют...

Свят, свят! - шепчут,- Илья-пророк проскакал, страху нагнал...

Подъехал Седун ко дворцу, разогнал коня, тот прыгнул выше крыши, и

только когда опускался, снял Седун платок у Марпиды-царевны.

Ой, ловите, ловите! - кричат люди. - Кто это? Кто такой?

А как его изловишь, если он верхом пошел, над головами?

На обратном пути вновь встретил Седун братьев- те все еще ко дворцу

ехали - и опять хорошенько отколотил их. Повалились те на колени.

Свят, свят! - крестятся.- Опять Илья-пророк страху на нас нагоняет...

Приехали они домой, а Седун уже на печи.

Завтра, Седун, и ты с нами поедешь, - говорят.

Ну, - удивился Седун,- неужто и меня приглашают?

Завтра все должны быть, даже безногие и слепые, со всего царства.

Царские дочери будут искать в толпе своих женихов.

Ладно, поеду,- согласился Седун,- если только не станете выкидывать

меня из саней. А платок не достали?

Не достали,- отвечают.- Только Илья-пророк вновь такого страху на нас

нагнал, о каком мы и слыхом не слыхивали.

А сидели бы дома, как я, лучше бы дело было.

Улеглись братья спать с вечера, а на рассвете проснулся один и глазам

не верит:

Что такое? Горим, что ли? Не пожар ли в избе?

А это кончик красного платка высунулся во сне из-за пазухи Седуна.

Брат, брат,- стал будить другого,- никак, Седун избу поджег, огонь на

печи вон!

Услышал это Седун, спрятал кончик платка под рубаху, огня-то и не

видать стало. Повскакивали братья, а никакого пожару нет.

Как совсем рассвело, запрягли братья клячу, кликнули с собой Седуна к

царевым хоромам. Глядят, а люди со всех сторон идут и едут - кто может и кто

нет, слепой и безногий, бедный и богатый. К полудню все собрались, никого по

домам не осталось. Седун тоже со всеми торопится.

Этого-то зачем привели? - смеются кругом.- Ведь он - сразу видно - не

Нет,- отвечает царь людям, - все должны быть сегодня здесь!

Когда народ собрался, царь поднес старшей дочери кубок вина, велел

обойти с ним всех людей:

У кого увидишь свой платок, тому поднеси вино, а потом сядь на его

колени-он и будет твоим женихом.

Только пошла старшая дочь обходить гостей, тут же и увидела свой

платок-кто достал, тот ведь прятать не будет.

Батюшка,- говорит девушка,- нашла я своего жениха!

Угостила она суженого вином и села на его колени.

Подал отец кубок вина второй, средней дочери:

Теперь ты обойди гостей, найди, угости своего суженого и сядь к нему

на колени.

Наконец настал черед обходить гостей Марпиде-царевне. Подал ей царь

кубок вина, наставил, как прежде ее сестер. Стала Марпида-царевна обходить

ряды гостей, а платок-то ее немного - самый уголок - высунулся из-за пазухи

Седуна. Глянула на суженого Марпида, так сердце у нее и упало. Прошла она

мимо Седуна, будто ничего и ке заметила, и ни с чем вернулась к отцу.

Не сыскала я, батюшка, платка,- говорит.

Обойди в другой раз,- отвечает царь.- Все равно где-нибудь свой

платок увидишь. Здесь он должен быть, в стороне людей не осталось!

Царевна опять обошла всех и мимо Седуна прошла, только опять будто и не

заметила платка, хотя он теперь наполовину высунулся. Принесла она кубок

вина, поставила на стол.

Не нашла,- говорит,- батюшка, платка. Даже и знать не знаю, где бы он

мог быть...Нахмурился царь.

Так и не сыскала? -опрашивает.- Или плох на вид жених, стыдишься,

должно? Пойди да гляди лучше.

На этот раз не стала царевна обходить гостей, пошла прямо к Седуну,

угостила вином, вытерла ему платком под носом и села рядом. Увидели это

люди, что рядом-то села, хихикать стали.

Нашла? - спросил царь, услышав смешки.

Нашла, батюшка,-проговорила Марпида-царевна, а сама и голову от стыда

не поднимает. Тут увидел царь ее суженого, огорчился.

Тьфу! - говорит.- Ну и сыскала себе жениха, мне зятя...

Да что делать - не откажешься от царского слова. Отправил их царь в

какой-то хлев, в котором то ли свиней, то ли коров прежде держали. Без пира

и почестей отправил.

Уходите,- говорит,- с моих глаз!.. А с двумя другими зятьями пировать

остался. И мы там были- ели-пили...

Вот зашел я как-то к царю и рассказал, что, мол, далеко-далеко водится

златорогий олень. В поле пасется, бегает быстро, да если кто поймает, тот

уж, конечно, самого первого места в царстве...

Понял царь, к чему все это рассказано, говорит зятьям:

Покажите-ка свое уменье-изловите того оленя и приведите сюда.

Ну, засобирались зятья, взяли веревки, кожаные вожжи и отправились в

степь. А Седун говорит жене:

Выйди к отцу, попроси водовозную клячу, я тоже хочу оленя ловить, я

тоже царский зять.

Царевна Марпида пошла к отцу просить клячу для Седуна.

Какую еще клячу нужно этому Седуну? - отмахнулся царь.- Пусть лучше

сидит дома, не смешит людей.

А Марпида-царевна опять просит отца:

Жалко, что ли, клячу-то? Дай ему. Тут уж и матушка-царица слово

замолвила за свою дочь. Отдал царь водовозную кобылу. Худая та была - кожа

да кости. Приполз Седун и сел на нее не как все, а задом наперед. Конец

хвоста в зубы взял, ладонями по бокам хлопает - едет!

Смотрите, смотрите! - кричат кругом люди.- Седун-то, третий царев

зять, тоже поехал оленя ловить!

Задом наперед уселся! Не иначе как он и изловит златорогого оленя!

А Седун знай себе едет да едет, будто и не слышит эти насмешки.

Добрался до своего ручья, схватил за хвост кобылу да как встряхнул - туша

разом отлетела, а в руках только шкура осталась! Повесил он эту шкуру на

изгородь и кликнул своего коня. Прискакал первый, гнедой. Вошел Седун в одно

ухо, помылся-попарился, в другом оделся-обулся и таким молодцом опять стал -

заглядишься! Вскочил на коня, догнал свояков, одного ударил по уху, другого

Свят, свят! Илья-пророк страху нагоняет. А Седун тем временем изловил

в поле златорогого оленя, обратно едет. Увидели Седуна свояки, удивились:

Ты уже обратно едешь, оленя везешь, а мы только на охоту собираемся!

Поздно,-говорит Седун,-я уже изловил златорогого.

Принялись свояки уговаривать Седуна, чтобы он продал им этого оленя.

Ну, ладно,- ответил Седун.- Только плата за него особая. Отрежьте с

ноги по большому пальцу и дайте мне, иначе не получите оленя.

Подумали свояки, да как иначе быть? Отрезали по большому пальцу с ноги,

отдали молодцу. Отдал им Седун златорогого оленя и умчался.

Приехали, привезли зятья оленя царю, любо тому стало, еще радушней их

Вот зятья какую добычу привезли,- хвалит.- Этакого зверя поймать

сумели! Седун вон тоже на охоту отправился, да все нет его. Не видали ли

Не видали,- говорят зятья и опять наперебой рассказывают, как ловили

златорогого красавца.

Немало прошло времени, пока Седун вернулся. До ручья скоро доскакал, да

от ручья плестись пришлось долго. Да еще на лошадиной туше поймал с десяток

ворон-сорок и потащил царю.

Нате,-говорит,-тесть-теща, добычу вам принес!

Тьфу! - только и сказал царь и приказал слугам выбросить птиц

Вот хохоту-то было!

Приковылял Седун в хлев, на кухоньку теперешнюю, к суженой своей - к

столу даже не пригласили...

Пошел я опять к царю и рассказал, что где-то в дальнем краю, слышно,

водится свинка - золотая щетинка. Выслушал царь, говорит:

Ну, зятья, поймайте мне ту свинку - золотую щетинку. Привезете ее -

любимыми зятьями будете.

Ноги хоть и болят у зятьев после недавней охоты на златорогого оленя,

да царю не откажешь. К тому же и любимыми зятьями хочется быть.

Ладно,- говорят,- поймаем.

Взяли сыромятные вожжи и поехали.

А Седун опять свою Марпиду к царю-батюшке посылает:

Сходи, Марпида-царевна, попроси у отца другую клячу, я тоже поеду за

свинкой - золотой щетинкой. Зять ведь я ему!

Пошла Марпида-царевна к отцу, стала просить клячу, а отец стоит на

Не дам! Хватит того, что один раз уже осрамил перед всем честным

Тут царица-матушка опять за дочку заступилась, жалко, видать, стало

царевну, ну, вдвоем иуговорили царя.

Сел Седун на клячу боком и поехал себе потихонечку.

Глядите, глядите,- кричат и хохочут кругом,- Седун опять на охоту

отправился!

Да сидит как, уж научился! Глядишь, и поймает свинку.

А Седун будто и не видит, не слышит ничего, едет да едет. Доехал до

ручья, схватил кобылу за хвост, дернул - туша отлетела, а шкуру повесил на

изгородь. Кликнул своего второго, серого коня, опять вошел в одно ухо -

попарился-помылся, в другом оделся-обулся, вновь стал статным да красивым.

Вскочил на коня, догнал свояков, дал каждому по уху. Повалились они на

колени, глядят вслед, бормочут:

Свят, свят! Опять Илья-пророк страху нагоняет.

Поймал Седун свинку - золотую щетинку, на обратном пути встречает

Да ты, кажись, уже с охоты возвращаешься, добрый молодец, а мы все-то

на лов едем! Не продашь ли нам свинку? - спрашивают Седуна.

Продам,- отвечает молодец.

А дорого ли возьмешь?

А снимете со своих спин кожи с ремень шириной, так ваша свинка будет.

Призадумались было свояки, да куда деваться - согласились: сняли один у

другого по полоске кожи и отдали молодцу. Отдал им за то Седун золотую

щетинку и ускакал.

Привезли зятья во дворец небывалую свинку- золотую щетинку, царь пуще

прежнего доволен: выхваляется перед гостями, поит всех, любимых зятьев

Сидят так, пируют все, Седуна, конечно, и не ждет никто, тут он и

возвращается - втрое больше прежнего принес ворон да сорок! Узнал про то

царь, нахмурился:

Опять Седун срамит нас!..

Теперь Седуна не допустили к пирующим, хотя он даже теще гостинец

принес. Повернулся и заковылял в хлев к своей Марпиде...

На этом пиру опять подошли к царю, стали рассказывать, что, мол,

далеко-далеко пасется-гуляет тридцатисаженная кобылица с тридцатью

жеребятами...

Даже в лице изменился царь, услыхав про ту кобылицу. Призвал зятьев,

говорит: Изловить надо ее и жеребят и пригнать ко дворцу! Согласились зятья,

а сами хоть и мнят о себе много, а и ходить уже не могут, прихрамывают.

Собрались, однако, поехали.

Узнал про то Седун, опять уговорил Марпиду пойти к отцу просить третью

клячу - хочется,. видно, вместе со свояками изловить ту кобылицу. Пошла

Марпида к отцу. И не хотел он отдавать Седуну клячу, да царица-матушка

заступилась за дочь, сама приказала кому надо про ту клячу.

Сел Седун на этот раз на лошадь как надо, сидит прямехонько да еще и

погоняет, чтобы рысью шла.

Увидели его люди, смеяться-то еще смеются, да поговаривают:

Смотрите-ка, научился-таки ездить... Ну, добрался Седун до ручья,

схватил кобылицу за хвост, тряхнул ее посильнее. Туша так прочь и отлетела,

а шкуру он удержал, повесил на изгородь. Затем крикнул третьего коня,

вороного. Прискакал конь. Залез Седун в одно ухо - помылся-попарился, в

другом оделся-обулся и стал статным и красивым молодцем. Говорит ему вороной

Возьми, хозяин, с собой три ведра смолы, три сита тонких иголок да

еще прихвати с изгороди три конские шкуры. Без этого не поймать

тридцатисаженную кобылицу, которая там пасется в поле со своими жеребятами.

Как приедем, увидишь - стоит на том поле дуб. Ты полезай на дерево, а меня

покрой конской шкурой, облей смолой и обсыпь иголками из сита, затем сделай

все в точности еще два раза. Сделаешь все, сиди на дереве и глаз не своди с

кобылицы. Как только заметишь, что кобылица умаялась, опустилась на колени,

прыгай с дерева и надевай на нее уздечку. Тогда она покорной станет, пойдет

за тобой, куда прикажешь, а жеребята сами побегут следом.

Взял Седун все, что велел ему конь, и отправился в путь. Свояков,

конечно, опять обогнал на полдороге, и опять попало им от него. Повалились

те на колени: Свят-свят! - бормочут, а Иван летит себе, не останавливается.

Доскакал до поля, где дуб стоит, подъехал к дубу, глядит, кобылица и

впрямь пасется у речки. Седун скорее покрыл своего вороного конской шкурой с

изгороди, облил ведром смолы и осыпал иголками из сита. Затем накинул вторую

и третью шкуры, проделал все, что полагалось, а сам залез на дуб.

А тридцатисаженная кобылица увидела тем временем вороного коня,

кинулась к нему, да как укусит! Если бы не шкуры, смола и иголки, тут бы и

конец ему. Да только старая шкура в рот кобылице попала. Воронко лягается,

бьет кобылицу по бокам, а у той рот шерсти, смолы да иголок полон, кусаться

она больше не может! Все-таки изловчилась, избавилась от этой смолы. Укусила

еще раз, да поболе шкуры захватила, потом в третий раз укусила вороного,

весь рот себе шкурой, смолой да иголками забила!

А вороной знай себе отбивается от нее, лягает. Пала она наконец на

колени. Тут Иван спрыгнул с дуба и взнуздал ее. Покорилась она и пошла за

новым хозяином. Ну а жеребята-куда им от матери?-бегут следом...

Едет Седун обратно молодец молодцом, глядит-навстречу ему свояки

поспешают:

Да ты, оказывается, уже поймал кобылицу, а мы все еще ловить едем!

Поймал уж, вот она,-отвечает Седун.

А не продашь ли нам? - спрашивают.

А что дадите? - спросил Седун. Свояки мнутся, ничего не могут

придумать. А Седун знает: пальцы с ног брал, кожу со спин брал. Не снимать

же головы! Не дождался Иван ответа, поехал, оставив свояков на дороге.

Всегда Иван возвращался в свою хлевушку незаметно, а тут глядит - народ

на улице собрался, ждет. Да и как не заметить, ведь целый табун жеребят у

молодца, кобылица тридцатисаженная да еще его конь вороной! Пыль столбом

поднимается. Кто-то вперед побежал конюшню открывать да помочь коней

загнать. Радуется и царь:

Оленя златорогого зятья поймали, свинку - золотую щетинку поймали,

теперь вот и кобылу тридцатисаженную пригнали с жеребятами!

Про Седуна царь и не вспоминает, разве что гости помянут его:

Ничего, и он скоро принесет свою добычу - ворон да сорок.

Ну, стоят все возле конюшни, ждут. Выбежала и Марпида-царевна, тоже

отперла свой хлев. Дверь у нее на деревянной петле скрипнула сильно. Заметил

царь, рассмеялся:

Ждет, что ли, тоже кого Седуниха? Глянь, а кони идут не в конюшню к

зятьям, а в хлев Седуна! Удивляются люди: Седун, что ли, поймал кобылицу-то

с тридцатью жеребятами? Зашел, правда, в хлев молодец, статный, красивый,-

все заметили, да разве признал бы кто в нем Седуна. А молодец вошел в хлев и

говорит Марпи-де-царевне:

Ну, сходи-ка, жена, растопи баню - дальняя была дорога, запылился.

Истопили баню, собрался он мыться.

Сходи,-говорит,-Марпида, позови отца. Пошла Марпида-царевна к отцу,

Приглашает тебя зять в баню. А тот отказывается:

Велика честь с Седуном в бане мыться - он и так осрамил меня

довольно!

А Седун пришел в баню, подвесил на притолоку пальцы с ног да кожаные

ремни со спин свояков - плату их за златорогого оленя да за свинку - золотую

щетинку - и стал мыться. Царь же сидел-сидел с гостями да пошел-таки в

баню - мыться не мыться, а выманить у Седуна тридцатисаженную кобылицу с

жеребятами. Как-никак к себе он ее в хлев загнал... Только заходит царь в

баню, а ремни да пальцы его любимых зятьев стук да шлеп его по лбу.

Чего это ты тут развесил? - спрашивает царь.

А это,- отвечает Седун,- ремни со спин твоих зятьев да пальцы с их

ног - плата мне за златорогого оленя да свинку - золотую щетинку;Не стал

мыться царь, воротился во дворец. А тут и зятья пожаловали с охоты.

Неразговорчивые вернулись оба, молчаливые, без добычи.

А ну-ка,-говорит царь,-разувайтесь, покажите ноги!

Нечего делать, разулись зятья. Глядит царь, а больших пальцев на ногах

ни у того, ни у другого нет!

А теперь,- приказывает царь,- снимите рубахи.

Сняли зятья и рубахи. А там гостей, народу на пиру! Так и покатились

все от хохота. Все ведь ждали кобылицу тридцатисаженную - и гости, и слуги,

и крестьяне. Смотрят на царевых зятьев-охотников, за животы от смеха

схватились. А зятья разутые и раздетые стоят перед всеми, опустив головы, -

стыдно им.

Я вам не то что царство свое, а и кухню не отдам! - говорит царь.

И прогнал он их со двора с их женами, со своими пожитками и слугами:

Чтобы и духу вашего в моем царстве яе было!

Прогнал, а сам тут же отправился в баню.

А Иван уже помылся в бане и, конечно, не Седуном вышел оттуда.

Помылся-попарился и молодцем стал статным да сильным! Вернулись они с царем

во дворец и семь раз столько же, сколько прежде было, славно

пировали-столовались с гостями. Ну, затем, конечно, Иван стал царем, а сам

прежний царь в бывшие вышел, стариком остался.

А у Марпиды-царевны настала хорошая жизнь. Верно, и сейчас еще

царствует Иван, славно поживает со своей Марпидой-царицей.

В старые годы, когда стоило лишь пожелать чего-нибудь и желание исполнялось, жил-был на свете король; все дочери его были одна краше другой, а уж младшая королевна была так прекрасна, что даже само солнышко, так много видавшее всяких чудес, и то дивилось, озаряя ее личико.

Близ королевского замка был большой темный лес, а в том лесу под старой липой вырыт был колодец. В жаркие дни заходила королевна в темный лес и садилась у прохладного колодца; а когда ей скучно становилось, брала она золотой мячик, подбрасывала его и ловила: это была ее любимая забава.

Но вот случилось однажды, что подброшенный королевной золотой мяч попал не в протянутые ручки ее, а пролетел мимо, ударился оземь и покатился прямо в воду. Королевна следила за ним глазами, но, увы, мячик исчез в колодце. А колодец был так глубок, так глубок, что и дна не было видно. Стала тут королевна плакать, плакала-рыдала все громче да горестней и никак не могла утешиться.

Плачет она, заливается, как вдруг слышит чей-то голос: «Да что с тобой, королевна? От твоего плача и в камне жалость явится». Оглянулась она, чтобы узнать, откуда голос ей звучит, и увидела лягушонка, который высунул свою толстую уродливую голову из воды. «Ах, так это ты, старый водошлеп! - сказала девушка. Плачу я о своем золотом мячике, который в колодец упал». «Успокойся, не плачь, отвечал лягушонок, я могу горю твоему помочь; но что дашь ты мне, если я тебе игрушку достану?» «Да все, что хочешь, милый лягушонок, отвечала королевна, мои платья, жемчуг мой, каменья самоцветные, а еще в придачу и корону золотую, которую ношу».

И отвечал лягушонок: «Не нужно мне ни платьев твоих, ни жемчуга, ни камней самоцветных, ни твоей короны золотой; а вот если бы ты меня полюбила и стал бы я везде тебе сопутствовать, разделять твои игры, за твоим столиком сидеть с тобой рядом, кушать из твоей золотой тарелочки, пить из твоей стопочки, спать в твоей постельке: если ты мне все это обещаешь, я готов спуститься в колодец и достать тебе оттуда золотой мячик». «Да, да, отвечала королевна, обещаю тебе все, чего хочешь, лишь бы ты мне только мячик мой воротил».

А сама подумала: «Пустое городит глупый лягушонок! Сидеть ему в воде с подобными себе да квакать, где уж ему быть человеку товарищем». Заручившись обещанием, лягушонок исчез в воде, опустился на дно, а через несколько мгновений опять выплыл, держа во рту мячик, и бросил его на траву. Затрепетала от радости королевна, увидев снова свою прелестную игрушку, подняла ее и убежала вприпрыжку. «Постой, постой! закричал лягушонок. Возьми ж меня с собой. Я не могу так бегать, как ты».

Куда там! Напрасно ей вслед во всю глотку квакал лягушонок: не слушала беглянка, поспешила домой и скоро забыла о бедном лягушонке, которому пришлось не солоно хлебавши опять лезть в свой колодец.
На следующий день, когда королевна с королем и всеми придворными села за стол и стала кушать со своего золотого блюдца, вдруг шлеп, шлеп, шлеп, шлеп! кто-то зашлепал по мраморным ступеням лестницы и, добравшись доверху, стал стучаться в дверь; «Королевна, младшая королевна, отвори мне!»

Она вскочила посмотреть, кто бы там такой мог стучаться, и, отворив дверь, увидела лягушонка. Быстро хлопнула дверью королевна, опять села за стол, и страшно-страшно ей стало.

Увидел король, что сердечко ее шибко бьется, и сказал: «Дитятко мое, чего ты боишься? Уж не великан ли какой стоит за дверью и хочет похитить тебя?» «Ах, нет! отвечала она. Не великан, а мерзкий лягушонок!» «Чего же ему нужно от тебя?» «Ах, дорогой отец! Когда я в лесу вчера сидела у колодца и играла; упал мои золотой мячик в воду; а так как я очень горько плакала, лягушонок мне достал его оттуда; и когда он стал настойчиво требовать, чтобы нам быть отныне неразлучными, я обещала; но ведь никогда я не думала, что он может из воды выйти. А вот он теперь тут за дверью и хочет войти сюда».

Королевна, королевна!
Что же ты не отворяешь?!
Иль забыла обещанья
У прохладных вод колодца?
Королевна, королевна,
Что же ты не отворяешь?

Тогда сказал король: «Что ты обещала, то и должна исполнить; ступай и отвори!» Она пошла и отворила дверь. Лягушонок вскочил в комнату и, следуя по пятам за королевной, доскакал до самого ее стула, сел подле и крикнул: «Подними меня!» Королевна все медлила, пока наконец король не приказал ей это исполнить. Едва лягушонка на стул посадили, он уж на стол запросился; посадили на стол, а ему все мало: «Придвинь-ка, говорит, свое блюдце золотое поближе ко мне, чтоб мы вместе покушали!»

Что делать?! И это исполнила королевна, хотя и с явной неохотой. Лягушонок уплетал кушанья за обе щеки, а молодой хозяйке кусок в горло не лез.

Наконец гость сказал: «Накушался я, да и притомился. Отнеси ж меня в свою комнатку да приготовь свою постельку пуховую, и ляжем-ка мы с тобою спать». Расплакалась королевна, и страшно ей стало холодного лягушонка: и дотронуться-то до него боязно, а тут он еще на королевниной мягкой, чистой постельке почивать будет!

Но король разгневался и сказал: «Кто тебе в беде помог, того тебе потом презирать не годится».
Взяла она лягушонка двумя пальцами, понесла к себе наверх и ткнула в угол.

Но когда она улеглась в постельке, подполз лягушонок и говорит: «Я устал, я хочу спать точно так же, как и ты: подними меня к себе или я отцу твоему пожалуюсь!» Ну, уж тут королевна рассердилась до чрезвычайности, схватила его и бросила, что было мочи, об стену. «Чай теперь уж ты успокоишься, мерзкая лягушка!»

Упавши наземь, обернулся лягушонок статным королевичем с прекрасными ласковыми глазами. И стал он по воле короля милым товарищем и супругом королевны. Тут рассказал он ей, что злая ведьма чарами оборотила его в лягушку, что никто на свете, кроме королевны, не в силах был его из колодца вызволить и что завтра же они вместе поедут в его королевство.

Тут они заснули, а на другое утро, когда их солнце пробудило, подъехала к крыльцу карета восьмериком: лошади белые, с белыми страусовыми перьями на головах, сбруя вся из золотых цепей, а на запятках стоял слуга молодого короля, его верный Генрих.

Когда повелитель его был превращен в лягушонка, верный Генрих так опечалился, что велел сделать три железных обруча и заковал в них свое сердце, чтобы оно не разорвалось на части от боли да кручины.
Карета должна была отвезти молодого короля в родное королевство; верный Генрих посадил в нее молодых, стал опять на запятки и был рад-радешенек избавлению своего господина от чар.

Проехали они часть дороги, как вдруг слышит королевич позади себя какой-то треск, словно что-нибудь обломилось.

Обернулся он и закричал:

Что там хрустнуло, Генрих? Неужто карета?
Нет! Цела она, мой повелитель... А это
Лопнул обруч железный на сердце моем:
Исстрадалось оно, повелитель, о том,
Что в колодце холодном ты был заключен
И лягушкой остаться навек обречен.

И еще, и еще раз хрустнуло что-то во время пути, и королевич в эти оба раза тоже думал, что ломается карета; но то лопались обручи на сердце верного Генриха, потому что господин его был теперь освобожден от чар и счастлив. Вот и

В старые годы, когда стоило лишь пожелать чего-нибудь и желание исполнялось, жил-был на свете король; все дочери его были одна краше другой, а уж младшая королевна была так прекрасна, что даже само солнышко, так много видавшее всяких чудес, и то дивилось, озаряя ее личико.

Близ королевского замка был большой темный лес, а в том лесу под старой липой вырыт был колодец. В жаркие дни заходила королевна в темный лес и садилась у прохладного колодца; а когда ей скучно становилось, брала она золотой мячик, подбрасывала его и ловила: это была ее любимая забава.

Но вот случилось однажды, что подброшенный королевной золотой мяч попал не в протянутые ручки ее, а пролетел мимо, ударился оземь и покатился прямо в воду. Королевна следила за ним глазами, но, увы, мячик исчез в колодце. А колодец был так глубок, так глубок, что и дна не было видно. Стала тут королевна плакать, плакала-рыдала все громче да горестней и никак не могла утешиться.

Плачет она, заливается, как вдруг слышит чей-то голос: "Да что с тобой, королевна? От твоего плача и в камне жалость явится". Оглянулась она, чтобы узнать, откуда голос ей звучит, и увидела лягушонка, который высунул свою толстую уродливую голову из воды. "Ах, так это ты, старый водошлеп! - сказала девушка. Плачу я о своем золотом мячике, который в колодец упал". "Успокойся, не плачь, отвечал лягушонок, я могу горю твоему помочь; но что дашь ты мне, если я тебе игрушку достану?" "Да все, что хочешь, милый лягушонок, отвечала королевна, мои платья, жемчуг мой, каменья самоцветные, а еще в придачу и корону золотую, которую ношу".

И отвечал лягушонок: "Не нужно мне ни платьев твоих, ни жемчуга, ни камней самоцветных, ни твоей короны золотой; а вот если бы ты меня полюбила и стал бы я везде тебе сопутствовать, разделять твои игры, за твоим столиком сидеть с тобой рядом, кушать из твоей золотой тарелочки, пить из твоей стопочки, спать в твоей постельке: если ты мне все это обещаешь, я готов спуститься в колодец и достать тебе оттуда золотой мячик". "Да, да, отвечала королевна, обещаю тебе все, чего хочешь, лишь бы ты мне только мячик мой воротил".

А сама подумала: "Пустое городит глупый лягушонок! Сидеть ему в воде с подобными себе да квакать, где уж ему быть человеку товарищем". Заручившись обещанием, лягушонок исчез в воде, опустился на дно, а через несколько мгновений опять выплыл, держа во рту мячик, и бросил его на траву. Затрепетала от радости королевна, увидев снова свою прелестную игрушку, подняла ее и убежала вприпрыжку. "Постой, постой! закричал лягушонок. Возьми ж меня с собой. Я не могу так бегать, как ты".

Куда там! Напрасно ей вслед во всю глотку квакал лягушонок: не слушала беглянка, поспешила домой и скоро забыла о бедном лягушонке, которому пришлось не солоно хлебавши опять лезть в свой колодец.

На следующий день, когда королевна с королем и всеми придворными села за стол и стала кушать со своего золотого блюдца, вдруг шлеп, шлеп, шлеп, шлеп! кто-то зашлепал по мраморным ступеням лестницы и, добравшись доверху, стал стучаться в дверь; "Королевна, младшая королевна, отвори мне!"

Она вскочила посмотреть, кто бы там такой мог стучаться, и, отворив дверь, увидела лягушонка. Быстро хлопнула дверью королевна, опять села за стол, и страшно-страшно ей стало.

Увидел король, что сердечко ее шибко бьется, и сказал: "Дитятко мое, чего ты боишься? Уж не великан ли какой стоит за дверью и хочет похитить тебя?" "Ах, нет! отвечала она. Не великан, а мерзкий лягушонок!" "Чего же ему нужно от тебя?" "Ах, дорогой отец! Когда я в лесу вчера сидела у колодца и играла; упал мои золотой мячик в воду; а так как я очень горько плакала, лягушонок мне достал его оттуда; и когда он стал настойчиво требовать, чтобы нам быть отныне неразлучными, я обещала; но ведь никогда я не думала, что он может из воды выйти. А вот он теперь тут за дверью и хочет войти сюда".

Королевна, королевна!

Что же ты не отворяешь?!

Иль забыла обещанья

У прохладных вод колодца?

Королевна, королевна,

Что же ты не отворяешь?

Тогда сказал король: "Что ты обещала, то и должна исполнить; ступай и отвори!" Она пошла и отворила дверь. Лягушонок вскочил в комнату и, следуя по пятам за королевной, доскакал до самого ее стула, сел подле и крикнул: "Подними меня!" Королевна все медлила, пока наконец король не приказал ей это исполнить. Едва лягушонка на стул посадили, он уж на стол запросился; посадили на стол, а ему все мало: "Придвинь-ка, говорит, свое блюдце золотое поближе ко мне, чтоб мы вместе покушали!"

Что делать?! И это исполнила королевна, хотя и с явной неохотой. Лягушонок уплетал кушанья за обе щеки, а молодой хозяйке кусок в горло не лез.

Наконец гость сказал: "Накушался я, да и притомился. Отнеси ж меня в свою комнатку да приготовь свою постельку пуховую, и ляжем-ка мы с тобою спать". Расплакалась королевна, и страшно ей стало холодного лягушонка: и дотронуться-то до него боязно, а тут он еще на королевниной мягкой, чистой постельке почивать будет!

Но король разгневался и сказал: "Кто тебе в беде помог, того тебе потом презирать не годится".

Взяла она лягушонка двумя пальцами, понесла к себе наверх и ткнула в угол.

Но когда она улеглась в постельке, подполз лягушонок и говорит: "Я устал, я хочу спать точно так же, как и ты: подними меня к себе или я отцу твоему пожалуюсь!" Ну, уж тут королевна рассердилась до чрезвычайности, схватила его и бросила, что было мочи, об стену. "Чай теперь уж ты успокоишься, мерзкая лягушка!"

Упавши наземь, обернулся лягушонок статным королевичем с прекрасными ласковыми глазами. И стал он по воле короля милым товарищем и супругом королевны. Тут рассказал он ей, что злая ведьма чарами оборотила его в лягушку, что никто на свете, кроме королевны, не в силах был его из колодца вызволить и что завтра же они вместе поедут в его королевство.

Тут они заснули, а на другое утро, когда их солнце пробудило, подъехала к крыльцу карета восьмериком: лошади белые, с белыми страусовыми перьями на головах, сбруя вся из золотых цепей, а на запятках стоял слуга молодого короля, его верный Генрих.

Когда повелитель его был превращен в лягушонка, верный Генрих так опечалился, что велел сделать три железных обруча и заковал в них свое сердце, чтобы оно не разорвалось на части от боли да кручины.

Карета должна была отвезти молодого короля в родное королевство; верный Генрих посадил в нее молодых, стал опять на запятки и был рад-радешенек избавлению своего господина от чар.

Проехали они часть дороги, как вдруг слышит королевич позади себя какой-то треск, словно что-нибудь обломилось. Обернулся он и закричал:

Что там хрустнуло, Генрих? Неужто карета?

Нет! Цела она, мой повелитель... А это

Лопнул обруч железный на сердце моем:

Исстрадалось оно, повелитель, о том,

Что в колодце холодном ты был заключен

И лягушкой остаться навек обречен.

И еще, и еще раз хрустнуло что-то во время пути, и королевич в эти оба раза тоже думал, что ломается карета; но то лопались обручи на сердце верного Генриха, потому что господин его был теперь освобожден от чар и счастлив.

В стародавние времена, когда заклятья ещё помогали, жил-был на свете король; все дочери были у него красавицы, но самая младшая была так прекрасна, что даже солнце, много видавшее на своем веку, и то удивлялось, сияя на её лице.

Вблизи королевского замка раскинулся большой дремучий лес, и был в том лесу под старою липой колодец; и вот в жаркие дни младшая королевна выходила в лес, садилась на край студёного колодца, и когда становилось ей скучно, она брала золотой мяч, подбрасывала его вверх и ловила — это было её самой любимой игрой.

Но вот однажды, подбросив свой золотой мяч, она поймать его не успела, он упал наземь и покатился прямо в колодец. Королевна глаз не спускала с золотого мяча, но он исчез, а колодец был такой глубокий, такой глубокий, что и дна было не видать. Заплакала тогда королевна, и стала плакать все сильней и сильней, и никак не могла утешиться.

Вот горюет она о своем мяче и вдруг слышит — кто-то ей говорит:

— Что с тобой, королевна? Ты так плачешь, что и камень разжалобить можешь.

Она оглянулась, чтоб узнать, откуда этот голос, вдруг видит — лягушонок высунул из воды свою толстую, уродливую голову.

— А-а, это ты, старый квакун, — сказала она, — я плачу о своём золотом мяче, что упал в колодец.

— Успокойся, чего плакать, — говорит лягушонок, — я тебе помогу. А что ты мне дашь, если я найду твою игрушку?

— Всё, что захочешь, милый лягушонок, — ответила королевна. — Мои платья, жемчуга, драгоценные камни и впридачу золотую корону, которую я ношу. Говорит ей лягушонок:

— Не надо мне ни твоих платьев, ни жемчугов, ни драгоценных камней, и твоей золотой короны я не хочу, а вот если б ты меня полюбила бы да со мной подружилась, и мы играли бы вместе, и сидел бы я рядом с тобой за столиком, ел из твоей золотой тарелочки, пил из твоего маленького кубка и спал с тобой вместе в постельке, — если ты мне пообещаешь все это, я мигом прыгну вниз и достану тебе твой золотой мяч.

— Да, да, обещаю тебе всё, что хочешь, только достань мне мой мяч! — А сама про себя подумала:

«Что там глупый лягушонок болтает? Сидит он в воде среди лягушек да квакает, — где уж ему быть человеку товарищем!»

Получив с неё обещанье, лягушонок нырнул в воду, опустился на самое дно, быстро выплыл наверх, держа во рту мяч, и бросил его на траву. Увидав опять свою красивую игрушку, королевна очень обрадовалась, подняла её с земли и убежала.

— Постой, постой! — крикнул лягушонок. — Возьми и меня с собой, ведь мне за тобой не угнаться!

Но что с того, что он громко кричал ей вслед своё «ква-ква»? Она и слушать его не хотела, поспешая домой. А потом и совсем позабыла про бедного лягушонка, и пришлось ему опять спуститься в свой колодец.

На другой день она села с королём и придворными за стол и стала кушать из своей золотой тарелочки. Вдруг — топ-шлеп-шлеп — взбирается кто-то по мраморной лестнице и, взобравшись наверх, стучится в дверь и говорит:

— Молодая королевна, отвори мне дверь! Она побежала поглядеть, кто бы это мог к ней постучаться. Открывает дверь, видит — сидит перед ней лягушонок. Мигом захлопнула она дверь и уселась опять за стол, но сделалось ей так страшно-страшно. Заметил король, как сильно бьется у неё сердечко, и говорит:

— Дитя мое, чего ты так испугалась? Уж не великан ли какой спрятался за дверью и хочет тебя похитить?

— Ах, нет, — сказала королевна, — это вовсе не великан, а мерзкий лягушонок.

— А что ему от тебя надо?

— Ах, милый батюшка, да вот сидела я вчера в лесу у колодца и играла, и упал в воду мой золотой мяч. Я горько заплакала, а лягушонок достал мне его и стал требовать, чтоб я взяла его в товарищи, а я и пообещала ему, — но никогда не думала, чтобы он мог выбраться из воды. А вот теперь он явился и хочет сюда войти.

А тем временем лягушонок постучался опять и кликнул:

Здравствуй, королевна,
Дверь открой!
Неужель забыла,
Что вчера сулила,
Помнишь, у колодца?
Здравствуй, королевна,
Дверь открой!

Тогда король сказал:

— Ты свое обещание должна выполнить. Ступай и открой ему дверь.

Она пошла, открыла дверь, и вот лягушонок прыгнул в комнату, поскакал вслед за ней, доскакал до её стула, сел и говорит:

— Возьми и посади меня рядом с собой. Она не решалась, но король велел ей исполнить его желанье. Она усадила лягушонка на стул, а он на стол стал проситься; посадила она его на стол, а он говорит:

— А теперь придвинь мне поближе свою золотую тарелочку, будем есть с тобой вместе.

Хотя она и исполнила это, но было видно, что очень неохотно.

Принялся лягушонок за еду, а королевне и кусок в горло не лезет. Наконец он говорит:

— Я наелся досыта и устал, — теперь отнеси меня в свою спаленку, постели мне свою шёлковую постельку, и ляжем с тобой вместе спать.

Как заплакала тут королевна, страшно ей стало холодного лягушонка, боится до него и дотронуться, а он ещё в прекрасной, чистой постельке спать с ней собирается. Разгневался король и говорит:

— Кто тебе в беде помог, тем пренебрегать не годится.

Взяла она тогда лягушонка двумя пальцами, понесла его к себе в спаленку, посадила в углу, а сама улеглась в постельку. А он прыгнул и говорит:

— Я устал, мне тоже спать хочется, — возьми меня к себе, а не то я твоему отцу пожалуюсь.

Рассердилась тут королевна и ударила его изо всех сил об стену.

— Ну, уж теперь, мерзкий лягушонок, ты успокоишься!

Но только упал он наземь, как вдруг обернулся королевичем с прекрасными, ласковыми глазами. И стал с той поры, по воле её отца, её милым другом и мужем. Он рассказал ей, что его околдовала злая ведьма, и никто бы не мог освободить его из колодца, кроме неё одной, и что завтра они отправятся в его королевство.

Вот легли они спать и уснули. А на другое утро, только разбудило их солнышко, подъехала ко дворцу карета с восьмериком белых коней, и были у них белые султаны на голове, а сбруя из золотых цепей, и стоял на запятках слуга королевича, а был то верный Генрих. Когда его хозяин был обращен в лягушонка, верный Генрих так горевал и печалился, что велел оковать себе сердце тремя железными обручами, чтоб не разорвалось оно от горя и печали.

И должен был в этой карете ехать молодой король в своё королевство. Усадил верный Генрих молодых в карету, а сам стал на запятках и радовался, что хозяин его избавился от злого заклятья.

Вот проехали они часть дороги, вдруг королевич слышит — сзади что-то треснуло. Обернулся он и крикнул:

— Генрих, треснула карета!
— Дело, сударь, тут не в этом,
Это обруч с сердца спал,
Что тоской меня сжимал,
Когда вы в колодце жили,
Да с лягушками дружили.

Вот опять и опять затрещало что-то в пути, королевич думал, что это треснула карета, но были то обручи, что слетели с сердца верного Генриха, потому что хозяин его избавился от злого заклятья и снова стал счастливым.

Внимание! Перед вами устаревшая версия сайта!
Чтобы перейти на новую версию - щелкните по любой ссылке слева.

Король-лягушонок или Железный Генрих

В стародавние времена, когда заклятья ещё помогали, жил-был на свете король; все дочери были у него красавицы, но самая младшая была так прекрасна, что даже солнце, много видавшее на своем веку, и то удивлялось, сияя на её лице.

Вблизи королевского замка раскинулся большой дремучий лес, и был в том лесу под старою липой колодец; и вот в жаркие дни младшая королевна выходила в лес, садилась на край студёного колодца, и когда становилось ей скучно, она брала золотой мяч, подбрасывала его вверх и ловила - это было её самой любимой игрой.

Но вот однажды, подбросив свой золотой мяч, она поймать его не успела, он упал наземь и покатился прямо в колодец. Королевна глаз не спускала с золотого мяча, но он исчез, а колодец был такой глубокий, такой глубокий, что и дна было не видать. Заплакала тогда королевна, и стала плакать все сильней и сильней, и никак не могла утешиться.

Вот горюет она о своем мяче и вдруг слышит - кто-то ей говорит:

Что с тобой, королевна? Ты так плачешь, что и камень разжалобить можешь.

Она оглянулась, чтоб узнать, откуда этот голос, вдруг видит - лягушонок высунул из воды свою толстую, уродливую голову.

А-а, это ты, старый квакун, - сказала она, - я плачу о своём золотом мяче, что упал в колодец.

Успокойся, чего плакать, - говорит лягушонок, - я тебе помогу. А что ты мне дашь, если я найду твою игрушку?

Всё, что захочешь, милый лягушонок, - ответила королевна. - Мои платья, жемчуга, драгоценные камни и впридачу золотую корону, которую я ношу. Говорит ей лягушонок:

Не надо мне ни твоих платьев, ни жемчугов, ни драгоценных камней, и твоей золотой короны я не хочу, а вот если б ты меня полюбила бы да со мной подружилась, и мы играли бы вместе, и сидел бы я рядом с тобой за столиком, ел из твоей золотой тарелочки, пил из твоего маленького кубка и спал с тобой вместе в постельке, - если ты мне пообещаешь все это, я мигом прыгну вниз и достану тебе твой золотой мяч.

Да, да, обещаю тебе всё, что хочешь, только достань мне мой мяч! - А сама про себя подумала:

"Что там глупый лягушонок болтает? Сидит он в воде среди лягушек да квакает, - где уж ему быть человеку товарищем!"

Получив с неё обещанье, лягушонок нырнул в воду, опустился на самое дно, быстро выплыл наверх, держа во рту мяч, и бросил его на траву. Увидав опять свою красивую игрушку, королевна очень обрадовалась, подняла её с земли и убежала.

Постой, постой! - крикнул лягушонок. - Возьми и меня с собой, ведь мне за тобой не угнаться!

Но что с того, что он громко кричал ей вслед своё "ква-ква"? Она и слушать его не хотела, поспешая домой. А потом и совсем позабыла про бедного лягушонка, и пришлось ему опять спуститься в свой колодец.

На другой день она села с королём и придворными за стол и стала кушать из своей золотой тарелочки. Вдруг - топ-шлеп-шлеп - взбирается кто-то по мраморной лестнице и, взобравшись наверх, стучится в дверь и говорит:

Молодая королевна, отвори мне дверь! Она побежала поглядеть, кто бы это мог к ней постучаться. Открывает дверь, видит - сидит перед ней лягушонок. Мигом захлопнула она дверь и уселась опять за стол, но сделалось ей так страшно-страшно. Заметил король, как сильно бьется у неё сердечко, и говорит:

Дитя мое, чего ты так испугалась? Уж не великан ли какой спрятался за дверью и хочет тебя похитить?

Ах, нет, - сказала королевна, - это вовсе не великан, а мерзкий лягушонок.

А что ему от тебя надо?

Ах, милый батюшка, да вот сидела я вчера в лесу у колодца и играла, и упал в воду мой золотой мяч. Я горько заплакала, а лягушонок достал мне его и стал требовать, чтоб я взяла его в товарищи, а я и пообещала ему, - но никогда не думала, чтобы он мог выбраться из воды. А вот теперь он явился и хочет сюда войти.

А тем временем лягушонок постучался опять и кликнул:

Здравствуй, королевна, Дверь открой! Неужель забыла, Что вчера сулила, Помнишь, у колодца? Здравствуй, королевна, Дверь открой!

Тогда король сказал:

Ты свое обещание должна выполнить. Ступай и открой ему дверь.

Она пошла, открыла дверь, и вот лягушонок прыгнул в комнату, поскакал вслед за ней, доскакал до её стула, сел и говорит:

Возьми и посади меня рядом с собой. Она не решалась, но король велел ей исполнить его желанье. Она усадила лягушонка на стул, а он на стол стал проситься; посадила она его на стол, а он говорит:

А теперь придвинь мне поближе свою золотую тарелочку, будем есть с тобой вместе.

Хотя она и исполнила это, но было видно, что очень неохотно.

Принялся лягушонок за еду, а королевне и кусок в горло не лезет. Наконец он говорит:

Я наелся досыта и устал, - теперь отнеси меня в свою спаленку, постели мне свою шёлковую постельку, и ляжем с тобой вместе спать.

Как заплакала тут королевна, страшно ей стало холодного лягушонка, боится до него и дотронуться, а он ещё в прекрасной, чистой постельке спать с ней собирается. Разгневался король и говорит:

Кто тебе в беде помог, тем пренебрегать не годится.

Взяла она тогда лягушонка двумя пальцами, понесла его к себе в спаленку, посадила в углу, а сама улеглась в постельку. А он прыгнул и говорит:

Я устал, мне тоже спать хочется, - возьми меня к себе, а не то я твоему отцу пожалуюсь.

Рассердилась тут королевна и ударила его изо всех сил об стену.

Ну, уж теперь, мерзкий лягушонок, ты успокоишься!

Но только упал он наземь, как вдруг обернулся королевичем с прекрасными, ласковыми глазами. И стал с той поры, по воле её отца, её милым другом и мужем. Он рассказал ей, что его околдовала злая ведьма, и никто бы не мог освободить его из колодца, кроме неё одной, и что завтра они отправятся в его королевство.

Вот легли они спать и уснули. А на другое утро, только разбудило их солнышко, подъехала ко дворцу карета с восьмериком белых коней, и были у них белые султаны на голове, а сбруя из золотых цепей, и стоял на запятках слуга королевича, а был то верный Генрих. Когда его хозяин был обращен в лягушонка, верный Генрих так горевал и печалился, что велел оковать себе сердце тремя железными обручами, чтоб не разорвалось оно от горя и печали.

И должен был в этой карете ехать молодой король в своё королевство. Усадил верный Генрих молодых в карету, а сам стал на запятках и радовался, что хозяин его избавился от злого заклятья.

Вот проехали они часть дороги, вдруг королевич слышит - сзади что-то треснуло. Обернулся он и крикнул:

Генрих, треснула карета! - Дело, сударь, тут не в этом, Это обруч с сердца спал, Что тоской меня сжимал, Когда вы в колодце жили, Да с лягушками дружили.

Вот опять и опять затрещало что-то в пути, королевич думал, что это треснула карета, но были то обручи, что слетели с сердца верного Генриха, потому что хозяин его избавился от злого заклятья и снова стал счастливым.