Блудный муж. Возвращение блудного мужа

Протоиерей Федор Бородин уже 12 лет является настоятелем московского храма святых бессребреников Косьмы и Дамиана на Маросейке. Мы попросили его рассказать о том, каким был его пусть к вере и о людях, которые встретились на этом пути.

Мне повезло с крестной

- Как получилось, что Вы, человек, росший в советское время, пришли к вере?

Я вырос в далекой от Церкви семье. Мой отец принял святое крещение, когда я уже служил в армии, мама была крещена в детстве, но, до времени никак не соприкасалась с духовной жизнью. Мне повезло с крестной. На сайте «Православие и мир» была статья «Бездетная мама». Героиня этой статьи, Вера Горбачева - моя крестная.

Мой отец был мастером спорта по самбо, он очень любил физический труд и изнывал на своей чиновничьей работе в Метрострое. Отец всегда был готов помочь кому-то при переезде. Делал он это безвозмездно и с огромной радостью, чтобы после посидеть и душевно поговорить. И вот однажды он помогал какой-то очередной интеллигентной семье, которая переезжала на второй этаж нашего дома, мы жили в Большом Гнездниковском переулке. Отец увидел, что в семье есть иконы, и попросил Веру Алексеевну стать крестной своих детей. Мне было 9 лет, сестре - 10.

Вера Алексеевна оказалась въедливой и упрямой крестной. Она принесла нам молитвослов (где только его достала в то время!) и показала молитвы, которые нужно читать утром и вечером. Пришла через месяц: «Федя, читаешь?» я сказал: «Да». Она посмотрела на книгу взглядом учительницы и сказала: «Врешь! Странички-то как новенькие, не загнутые». Пришлось читать.

Она водила нас в храм, к своему духовнику, известному московскому священнику о. Геннадию Нефедову. Два раза в год мы причащались. Это была совсем другая жизнь, никак не связанная с будничной. Очень долго две эти жизни шли параллельно, никак не пересекаясь. Я вступал в пионеры, был комсомольцем. Мы не относились к этому как к чему-то серьезному, для нас это была формальность. Поскольку я не был воспитан в вере с детства, противоречие, существующее и понятное для меня сейчас, тогда противоречием не выглядело. Мне казалось естественным прятать веру внутри себя, как крестик под рубашкой. Крестик я стал носить лет с двенадцати.

Но надо сказать, что сама обстановка в моей семье располагала к обретению веры, отец и мать - люди глубоко культурные, начитанные. В детстве нам много читали, приучили к чтению. Чтобы ребенок полюбил книги нужно, чтобы родители читали ему вслух. Я помню, как мать нам, совсем маленьким, читала «Детские годы Багрова-внука», «Одиссею» в переводе Гнедича, это было прекрасно. В детстве очень любил Чехова, Толстого. Читал жизнеописания художников Возрождения, какие мог достать. Любил альбомы по искусству, книги о Древней Греции и Египте.

Я помню, что отец читал Библию, просто как литературное произведение. Он прекрасно знал русскую литературу, писал стихи, пьесы, одну из них даже поставили в театре на Таганке. Дома у нас часто, почти ежедневно бывали художники, музыканты, поэты. Помню, к нам приходила Жанна Бичевская, скульптор Пологов, художник Кочейшвили со своей женой Лией Ахеджаковой некоторое время у нас жил молодой Лимонов, который тогда только что приехал из Харькова.

Для советского времени многодетные были редкостью, как вы ощущали себя тогда и как оцениваете свое детство сейчас?

Я благодарен родителям за то, что нас было трое. Став взрослым, я узнал, что маме пришлось выдержать яростную атаку не только всех родственников, но и врачей, чтобы родить меня. Мы с сестрой - погодки, брат младше меня на девять лет, чтобы отстоять его рождение маме пришлось пережить настоящую войну. Тогда даже семья с двумя детьми была редкостью, что уж говорить о троих. Жили мы, мягко говоря, небогато, но мое детство было счастливым.

Родители нами занимались. Отпуска и каникулы родители проводили с нами. Отец ходил с нами в походы. Помню, как он катал нас на санках по Тверскому бульвару. А еще он рассказывал нам сказки, сам он называл их небылицами, многосерийные, многоходовые и если кто-нибудь проходил мимо, то обязательно останавливался послушать. Для своего времени наша семья была очень нестандартной. Отец умер в 1990 году, мне его очень не хватает. К сожалению, когда мне было 12 лет, родители расстались и это для меня - рана, которая болит до сих пор. И каждый раз, когда разводится кто-то из моих знакомых, я смотрю на эту беду глазами ребенка и мне снова больно.

Непростая школа

Со школой мне повезло. Я учился в 31-й спецшколе, сейчас это гимназия № 1520. В классе учились дети и внуки высокопоставленных людей страны, членов политбюро. Я в эту школу попал просто по месту жительства, повезло. А еще мне повезло с учителем истории. К сожалению, он преподавал у нас только один год, но у многих моих одноклассников успел пробудить вкус к интеллектуальному труду. Недавно я был в гостях у друга своего детства, с которым учился в параллельных классах, вашего постоянного автора Андрея Десницкого. И он признался, что в его увлечение античностью началось со школы, именно с этого учителя истории.

Важную роль в моей жизни сыграла и учительница литературы Елена Константиновна Иванова. Это очень дорогой для меня человек, слава Богу, она жива-здорова и иногда приходит к нам в храм. Она умела свой предмет превратить в окошко из советского прямолинейного мира в совершенно другие проблемы и другую глубину.

От иконы - к вере

Мои родители любили искусство и хорошо в нем разбирались. С их помощью я открыл для себя русскую икону. И во многом осознание себя как человека верующего, переход в эту часть жизни у меня произошел именно через познание красоты и величия иконы.

Я учился в художественной школе, хотел быть художником. Но когда я понял, насколько совершенно искусство русской иконы, мне захотелось узнать побольше о вере, которая это искусство рождает. Из своего опыта утверждаю - воспитание в ребенке художественного вкуса приближает его к вере.

После школы я поступал в художественное училище, потом в институт, но не поступил, и работал художником в метродепо, рисовал плакаты, стенгазеты, цифры. Все эти надписи в метро «Остановка восьмого вагона» знакомы мне до боли. А потом пошел в армию. Отец считал, что обязательно надо служить. Я говорил ему тогда: «Пап, а если в Афганистан?» «Грибоедов там служил, и тебе не зазорно» - был его ответ.

В Афган я не попал чудом. До армии я проходил парашютную подготовку в ДОСААФе. Вся наша группа призывалась одновременно. Приехали на место сбора. Сели в автобус. Подошел офицер, посчитал. Нас - 36, а нужно - 35. «Бородин - выходи». Моя фамилия была в списке первой, на «а» никого не было. Потом по переписке я узнал, что все попали в учебку в Фергане, а потом - в Афганистан. Меня Господь сберег. Ведь даже если бы даже вернулся, но кого-то убил, не смог бы священником стать по канонам.

Товарищ капитан, верните Евангелие!

- Что дала вам служба в армии? Нужна ли армейская служба сейчас, полезна ли она?

Я считаю, что надо служить, если ребенок здоров. В армии происходит резкое взросление. Юноше приходится учиться брать на себя ответственность, принимать решения. Самим же родителям с таким сыном будет спокойнее и надежнее входить в старость. Если что-то не так со здоровьем, то только тогда надо спасать от армии. Дедовщина? Когда я служил, дедовщина была - жуткая. Конечно, отдавать ребенка в армию страшно и тогда, и теперь. Молиться надо. Мой старший сейчас служит. Молимся всей семьей.

И в армии, и в последних классах школы мне, как верующему человеку, приходилось держать глухую оборону. В 9–10 классе я уже четко понимал, что я - другой и живу по другим законам, есть вещи, которых я делать не буду. Служил в ВДВ, сержант. Я был единственным верующим в роте, мне приходилось обороняться. «Вычислили» меня в столовой, поняли, что я постом не ем масла, отдаю его кому-то.

Потом у меня нашли Евангелие. Был 1987 год. Тогда моя мама работала в крестильне Елоховского собора, и священники, которым самим было нельзя, просили ее проводить хотя бы краткую катехизацию, хоть 40 минут поговорить о вере. Но что за исповедь без Евангелия? И мама по ночам переписала Книгу несколько раз. Давала читать на время с возвратом. Эти рукописные, как в древности, тексты прочло множество людей. А потом по благословению о. Кирилла Павлова мама стала изготовителем и распространителем духовной литературы.

Переплетенные ксерокопии в простой обложке - святитель Игнатий Брянчанинов, письма Амвросия Оптинского и другие книги. Люди, попадавшие в наш дом через знакомых, втайне и с опаской брали их в руки, затаив дыхание, и уносили, как великое сокровище. Улица Черняховского, дом 15 - для многих нынешних архиереев, архимандритов и протоиереев их богословские библиотеки начались там. Такое рукописное Евангелие мама передала мне в армию.

Ротный находил у меня Евангелие, отнимал, запирал у себя в сейфе, чтобы вернуть книгу, я вскрывал его сейф. «Праведное» воровство! Ротный валил меня на пол, вставал коленом мне на грудь: «Это ты забрал книжечку?» я отвечал: «Она моя, товарищ капитан!» Когда к концу срока появилась какая-то свобода, я уходил в лесок, помолиться.

Кстати, когда я поступал в семинарию, узнал, что у тех, кто не служил в армии, не брали документы. Когда в воздухе стало носиться, что скоро Церкви будут возвращать храмы, набор в семинарию увеличился. На нашей параллели было четыре класса, и был всего один абитуриент, не отслуживший в армии. Во-первых, становиться священником в 22 года - это не только большая ответственность, но и риск. Во-вторых, как ты можешь послужить небесному Отечеству, если не послужил земному?

Раньше считалось, что если ты не служил в армии - значит у тебя что-то не в порядке с совестью или с головой. Потом, служба в армии, это, конечно вопрос дисциплины и взросления. Я считаю, что армия обязательно нужна.

Отцовские хитрости

- Что для вас главное в семейной жизни? В чем состоит роль отца? В чем вам помог пример ваших родителей?

У нас шестеро сыновей и дочка. Старший, двадцатилетний, недавно ушел служить в армию, а младшему - год. Нашему браку скоро 22 года. Пример моих родителей мне помогает, я повторюсь, нами занимались. Это было в те годы редкостью. Тогда взрослые жили своей жизнью, мои друзья каникулы проводили в пионерских лагерях, а воскресные дни - у бабушек, их родители существовали по принципу «телевизор-тапочки-газета», а мной занимались с детства, поэтому у меня есть к этому и вкус, и радость.

Занятия с детьми не являются для меня какой-то тяжелой обязанностью. Я понимаю, что это время, которое нельзя упускать. По примеру своего отца я рассказываю своим детям многосерийные сказки.

- Есть ли что то, чего вы не знали об отцовстве, и что узнали только на своем опыте?

Мне кажется, что каждый ребенок требует сердца. Причем не поделенного на количество детей, а - всего. Эта связь никогда не должна порваться, она должна сохраниться. Ты должен периодически воссоединиться с каждым из них. Это может быть раз в год или раз в полгода или раз в месяц. Если ты чувствуешь, что в отношениях что-то начало «трещать», что ребенок растет и отдаляется, нужно найти время с ним побыть.

Вот это я понял.

А еще понял, что все дети очень разные, что нельзя к ним подходить с одной меркой, с одним набором требований. То, что для одного элементарно, для другого очень тяжело. То, что одному открыто с детства, до того другой должен дорасти. Мы, конечно, очень мешаем детям своей гордыней, своими представлениями о том, какие они должны быть.

- Когда детей больше, не возлагаешь таких надежд на кого-то одного, они распределяются равномерно?

Знаете, у меня потрясающая жена, у нее каждый ребенок как один. Отслежен, осмыслен, ухожен. У нее это очень хорошо получается, несмотря на то, что она выросла фактически без отца и матери. Отец моей жены ушел из семьи, когда ей было три года, мать пыталась строить свою личную жизнь и надолго отдавала дочь бабушке и дяде. Я могу сказать, что в этом смысле моя жена - совершенно явное чудо. Женщина, которая не видела, как живут люди в семье, не имела никаких поведенческих сценариев, благодатью Божьей стала хорошей женой и матерью. Во многих вопросах она гораздо тоньше и глубже понимает детей, чем я. Я восхищаюсь ею. Но какого внутреннего подвига это ей стоило, знает только Господь.

В таинстве венчания испрашивают дары на воспитание детей. Если человек их принимает и трудиться, то Бог восполнит все, что люди не додали. Моя жена для меня - пример того, что Богом всеянное в человека благодатно может прорасти, и все получится, даже если казалось, что это невозможно.

Страна Маросейка

- Какую роль в вашей жизни сыграл храм святителя Николая в Кленниках?

Мне очень повезло, что первый храм, куда попал, был храмом святителя Николая в Клениках. Это милость Божья ко мне. Я там служил диаконом полгода, а затем, священником три года служил параллельно двух храмах на Маросейке.

В храме Святителя Николая, тогда и сейчас все было проникнуто духом о. Сергия и о. Алексия Мечевых, там были святыни, вещи из их рук. Я застал дочерей отца Сергия Мечева, внучек отца Алексия. Мы ездили на могилу к отцу Алексею на Немецкое кладбище, потом мощи перенесли в храм.

Ирина Сергеевна Мечева - человек, проживший невероятно сложную жизнь полную лишений и трудов. Она описывала нам свой рабочий день, так я по сравнению с ней живу в постоянном отпуске. Эта женщина успевала все и сохраняла острейший ум до последнего дня. А другая сестра, Елизавета Сергеевна, была внешне очень похожа на отца Сергия, просто копия. Когда мы на нее смотрели, то видели его ожившую фотографию эти большие широко расставленные глаза, и даже выражение лица.

Моим наставником стал отец Александр Куликов, настоящий носитель Маросейской традиции, мудрый, смиренный, любящий, когда надо - строгий. Человек, который жил и дышал богослужением. Удивительный духовник совершенно удивительный.

Оставить все и служить Богу

- В чем разница между временем когда вы начинали служить и нынешним?

Тогда был такой порыв - все оставить и служить Богу. Это характерно для всего нашего поколения. Сейчас такого количества вдохновенных молодых людей и уже нет. Но есть огромное количество выросших при храме детей.

- Они не уходят? По крайней мере - возвращаются?

Конечно, кто-то уходит, но почти нет таких, кто порвал бы с Церковью. Есть те, кого жизнь затягивает, засасывает, но они иногда появляются. У нас в храме есть группа так называемых «ветеранов воскресной школы», их около двадцати человек, иногда собирается больше.

- Какие надежды из тех лет не сбылись? Что получилось по-другому, чем виделось тогда?

Нам тогда казалось, что большевистско-коммунистическая ложь пала, и вскоре Россия снова станет православной. К тому, что может появиться новая ложь мы не были готовы. Конечно мы об этом говорили, но нам верилось, что будет не так. Оказалось, что все намного сложнее, чем представлялось тогда.

У Косьмы и Дамиана

- Расскажите о прихожанах храма Косьмы и Дамиана

В центре Москвы жителей мало, а храмов очень много. «По месту жительства» у нас прихожан практически нет 3–4% не больше. Большинство приезжает из спальных районов. Вышло так, что прихожанами нашего храма стали многие мои одноклассники.

Особенность нашего храма в том, что у нас очень много детей, много многодетных семей, и каждое воскресенье около половины храма - дети. Так сложилось.

- А раньше были одни бабушки?

Когда появилось много детей, бабушки ушли теперь их у нас мало. Это результат того, что мы чуть-чуть подкорректировали богослужебную жизнь навстречу ожиданиям мам.

Представьте, мама едет в храм с ребенком. Сначала на автобусе, потом - на метро. В храме - ни стола пеленального, ни места где ребенка покормить, все на маму с ребенком цыкают, и шикают. А ведь комната матери и ребенка есть в любом гипермаркете! Эта мама подвиг совершила, она сама в храм приехала и ребенка привезла, а батюшка возьмет и не будет ее исповедовать, скажет: «Приходи на всенощную».

В советские времена воскресное богослужение было организовано с расчетом на одного не семейного, бездетного человека, обычно - пожилого, и сейчас эта тенденция сохраняется. Представьте, семья, где шесть человек, где папа - всю неделю вкалывает. Если его заставить в субботу придти на всенощную, то он в воскресенье в храме в обморок может упасть. Да и отдохнуть ему нужно в субботу, дома дела накопились. Конечно, если папа готовится причащаться, то мы просим, чтобы он пришел на всенощную в храм рядом с домом. А вот к мамам отношение бывает совершенно бессердечное. То и дело видишь какую-нибудь маму, которую молодой священник отчитывает за опоздание.

Храм в центре Москвы выбирают не по месту жительства, а потому, что сюда Господь призвал. Если человек пришел, то, значит, мы должны им заниматься и Бога благодарить, что именно к нам его привел.

Площадка молодняка

- Находите ли Вы общий язык с новым поколением?

Мне с ними бывает непросто. В Советском Союзе мы все были похожи, а нынешние - другие. Каждое поколение теперь будет очень сильно отличаться от предыдущего, но если им показать Христа, рассказать о Нем, то многие все-таки уверуют, потому что душа узнает своего Создателя. Мне кажется, что с молодежью важно быть предельно искренним. От любой фальши они сразу навсегда закрывают уши. Еще они не выносят высокомерного тона, не терпят, когда с ними общаются свысока. Современный подросток должен чувствовать, что священник его уважает, в идеале - любит. Это трудно. Своих-то в переходном возрасте иногда еле выносят, а тут - чужие, со словечками, прическами и отрицанием.

А еще надо дать им возможность где-то встречаться при храме. Если вы дадите им площадку, чтобы они после вашего урока могли просто друг с другом попить чаю, тогда они сдружатся, им будет легче остаться при храме, удержаться в вере, когда они поступят в институт. В нашем приходе, как и везде, молодежь знакомится, создаются семьи. Венчаются в нашем храме, всей компанией играем свадьбы.

Но нужно понимать, что мы не можем их полностью исправить. У них у всех, даже у выросших в православных семьях, все поломано. Сейчас нормальных, состоявшихся семей - одна-две на храм. У многих - распавшиеся семьи, второй-третий брак. И все это отражается на детях.

Поэтому надо с ними быть искренними, себя от них не прятать, никого из себя не изображать, а просто любить их. Когда молодежь чувствует, что в храме их искренне любят, что здесь их ждут, то они радуются, начинают общаться, дружить. Проблема-то в чем? Ребенок приходит в воскресную школу, он ходит в нее 10 лет, его пичкают знаниями, а возможности подружиться со сверстниками не дают, «пришел-ушел».

И вот он окончил воскресную школу, начинается подростковый возраст. В храм нашего мальчика водила мама, или бабушка, а папа - нецерковный! И подросток говорит: «Буду как папа». Потом поступает в институт, где все неверующие, и все, храм он забыл. Поэтому, при храме должна быть площадка, где подрастающая молодежь может общаться. Площадка молодняка. Это, конечно, тяжело, в это надо вкладываться, с ними очень трудно, они все время делают что-то не то, но оно того сто ит!

Мама, здесь все неправы

Летом мы с прихожанами выезжаем на природу, в лагеря. Собирается человек по сто. Детей берем с месячного возраста, с десяти лет водим их в походы на байдарках. Мы проводили с детьми ролевые игры на выезде три года подряд, есть у нас замечательная прихожанка, которая этим занималась

Для чего нужен лагерь? Дети смотрят на взрослых, подражают им, учатся. Отчасти так удается компенсировать, то, что недополучено в семье. Сейчас много поломанных семей, чаще всего, конечно, отец не на месте.

- А что у нас сейчас происходит с мужчинами? Выравнивается ли перекос, который был с советских времен?

В нашей стране во время репрессий, во время войны, выбыли из семей миллионы мужчин. Целые поколения воспитывались женщинами. У меня, например, и отец, и мать выросли без отцов. Может быть, во многом поэтому они развелись, потому что в детстве не видели, что такое семья. Даже когда люди воцерковляются они все свои раны, очень долго несут с собой.

Самая распространенная мужская беда - неумение взять на себя ответственность.

У нас в приходе была одна семья, которая, к несчастью, все-таки развалилась. Когда начались нестроения, я очень долго, сидя на лавочке в храме, пытался разговаривать с отцом. Но с какой стороны ни зайди, виновата во всем была жена. Это такое распространенное явление. Начинаешь спрашивать: «Хоть в чем-нибудь твоя вина есть?». Он говорит: «Да, я был слишком мягким!», - это такой стандартный подход к развалу семьи. И вот когда у меня все аргументы уже исчерпались, я этого человека спросил: «Ты когда женился, хотел сделать жену счастливой?» Он смотрит на меня с удивлением и говорит: «Я об этом даже не думал. Как интересно!».

Большинство семей создаются людьми, которые не понимают, что семья - это служение другому человеку. То, что принцип христианской любви - самоотвержение и служение другому человеку, этого совершенно никто не хочет понимать. И когда нужно приложить усилия, что-то в себе преодолеть, то человек просто уходит от этой проблемы. А потом дети этих людей приходят в храм, мы их привозим в лагерь, приходится прилагать колоссальные усилия, чтобы привести их в чувство научить дисциплине.

Еще один случай. Есть у нас мальчик, рос он в семье со сложным папой. В походе этот мальчик умудрился со всеми испортить отношения. Пришел он к маме в палатку и говорит: «Мама, здесь все неправы. Я никогда не женюсь и не приду в храм!». Вот это «Мама, здесь все неправы!» стало у нас поговоркой. А в походе-то было почти 70 человек!

Но я еще раз повторю, что если человек искренне к Богу приходит, то Бог поможет все это сначала увидеть, а потом - преодолеть. Мне тоже в моей семье и в детях, как в зеркале видны мои недостатки. Я многому в своей семье научился.

- Если бы вы не стали священником, кем бы Вы могли стать?

В детстве я хотел быть художником. В 9 классе попал к архимандриту Герману (Красильникову), был такой прозорливый духовник. Служил в селе Шеметово за Лаврой. Он впервые увидев, назвал нас сестрой по именам. И сказал, что сестра поступит на филфак МГУ - так и вышло. А мне сказал, что художником быть - не моя дорога, а путь у меня другой - священство. Я был настолько не готов к этому, что даже не стал эти слова обдумывать. Вернулся к ним уже служа в армии. И вот…

Господь привел стать священником, и я не могу ничего даже рядом поставить со служением литургии.

- Вы счастливы?

Когда служу литургию, абсолютно. Это самые счастливые моменты в моей жизни!

Недавно мне рассказали очень горькую и злую шутку, но, к сожалению, очень точную. Мужчина должен родить сына, посадить дерево и построить дом, но современному мужчине совершенно все равно, кто будет убирать дом, поливать дерево и воспитывать его сына.

И если мы оглянемся по сторонам, то много ли увидим семей, где отец готов сжать зубы и сказать: ну да, у моей жены непростой характер, но я не уйду?..

Почему муж уходит? Потому что весь мир крутится вокруг него. Ему плохо – значит, нужно поменять мир. Поменяет: будет вокруг него новая жена крутиться, новые какие-то обстоятельства… Человек не может понять, что это он должен крутиться вокруг жены и ребенка. Он не готов служить, отдавать себя. Такой человек обречен быть несчастным.

+++
Миллионы мужчин уходят и оставляют миллионы женщин со своими детьми. Считают, что это нормально, когда они платят алименты и иногда навещают ребенка: раз в неделю, два раза в неделю, раз в месяц.

Когда ты пытаешься им сказать о том, что такая ситуация – ненормальна, страшна, особенно для ребенка, они возражают: «Да, нет, все нормально. С женой спокойно разошлись. Она довольна и ребенок счастлив». А ребенок просто не понимает, как бы было ему хорошо, если бы папа был рядом. Поэтому он и счастлив, когда папа приходит и ведет его в «Макдональдс».

Но, самое страшное, конечно, во всей этой ситуации – это то, что в каком-то своем глубинном смысле ребенок родным отцом принесен в жертву своим страстям.

Мне вспоминается рассказ одной нашей прихожанки. Ее дочку бросил муж, когда та родила ребенка. Бросил и пропал, как это сейчас часто бывает. Дочка была в таком тяжелом состоянии, что у нее не было сил подавать в суд, чтобы ей платили алименты. Чему отец ребенка был рад.

Знает, что у него есть ребенок, но ему это не интересно. И вот эта женщина, бабушка, рассказывала, что ребенок, когда жил у нее на даче, уже будучи подростком, днем куда-то убегал.

Она решила проследить, куда это он там на два-три часа убегает после каждого завтрака. Она пошла за ним и увидела, как ребенок выходит в поле и кричит: «Папа, папа!». Кричал, потом вытирал слезы и возвращался домой.

И вот мне подумалось: а ведь где-то есть этот отец-безумец, который не хочет знать о том, что есть человек, который готов его любить. Отец потерял не просто объект траты денег в этой ситуации. Он потерял того, кто был готов его любить.

И в каждом аборте, в каждом оставленном с женой ребенке каждый мужчина теряет самую большую драгоценность на земле. Потому, что на земле самая большая драгоценность – это люди, которые тебя любят. Их нельзя купить, их нельзя ничем заменить и их не так много у каждого из нас.

И вот ради комфорта, ради того, чтобы продолжать жить по страстям, человек берет и отталкивает от себя, втаптывает в грязь, просто выкидывает из своей жизни такое удивительное сокровище.

Протоиерей Федор Бородин

«Скоро 25 лет, как я священник. За эти годы около 15 человек, с которыми был в разное время знаком, лишились священного сана. Причина везде одна - распад семьи, блуд… Священник, допустивший даже одно падение, умирает как священник. Неизбежно. Это как “травма, несовместимая с жизнью”», - протоиерей Федор Бородин размышляет о том, почему происходит охлаждение и люди уходят из Церкви.Беседу вела Оксана Головко.

А блудница говорит: «Ты - священник! Я с тобой не буду»

- Сегодня нередки разговоры, публичные исповеди людей, разочаровавшихся в Церкви. Как к ним относиться?

- «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло» (Мф. 6:22). То, как я воспринимаю окружающую действительность, темное в ней вижу или светлое, свидетельствует о чистоте или нечистоте моего сердца. Церковь подобна огромному многоэтажному зданию, где есть верхние этажи, откуда прекрасный вид и рядом небо, а есть подвалы.

И каждый человек выбирает, где в Церкви он будет жить. Если человек ищет в Церкви ее Хозяина - Христа, ищет молитвы, он встретит того священника, который поможет ему в пути, и встретит таких же братьев и сестер. И для него Церковь будет настоящей Церковью Христовой.

А если человек приходит в Церковь с темным, лукавым оком, если он везде ищет недостатки, если он и не думает бороться с грехом осуждения, то он и будет встречать именно такую реальность Церкви. И будет считать, что это и есть Церковь. Будет злиться и раздражаться, когда люди будут говорить: «Нет, Церковь - это не то, Церковь - это обиталище Господа, Иисуса Христа и Святого Духа». К сожалению, с этим почти ничего не сделаешь. Потому что если человек нацелен осуждать и видеть грязь, он ее увидит. Рано или поздно такой человек из Церкви уходит. Ведь он не встретил там Христа.

Есть древняя святоотеческая притча, в которой старец рассказывает молодому монаху о том, как три человека оказались ночью на центральной городской площади. И увидели, как какой-то человек, закутанный в плащ, крадется от тени к тени мимо площади, пытаясь пройти ее незамеченным. Один подумал, что это блудник, который возвращается после своего греха, второй подумал, что это вор, который кого-то обокрал. А третий подумал, что это любитель уединенной молитвы, который ищет для этого место и желает спрятать свои подвиги. Старец сказал ученику: «Каждый увидел то, что сродни его сердцу».

Если ты встретил Христа, возлюбил Его, то никто не может тебя от Него отлучить.

В житии святого праведного Алексия Мечева рассказывается, что было такое время, девять лет, когда настоятель над ним, маленьким и неказистым внешне, все время издевался. Кричал на него, ругал, унижал, бил. Если бы отец Алексий увидел в этом Церковь, он бы снял с себя сан, написал бы, может, книжку под названием «Исповедь бывшего дьякона»… Но он этого не сделал. Он из-за грехов человека не переставал видеть Иисуса Христа в Церкви. И поэтому стал великим святым.

А то, что касается любого христианина, уходящего из Церкви или разочаровавшегося в ней, - все-таки это результат или тяжелого греха, в котором человек живет, или результат охлаждения. Каждый из нас должен ежедневно себя ставить перед лицом Божьим и ежедневно восстанавливать эту связь, помнить, что никакое внешнее делание само по себе эту связь не восстановит, без своего собственного усилия и желания. Если этого долго не происходит, тогда внутренний огонь в человеке гаснет.

- А когда священники публикуют такие «исповеди», как не разочароваться от этих рассказов?

Священник точно так же, к сожалению, подвержен этим искушениям, как и любой мирянин. Да даже, может быть, больше. Потому что никто не проверяет священника. Никто не смотрит, как он молится и исповедуется. Священник должен искать исповедь. Большинство моих знакомых священников постоянно исповедуются, гораздо чаще обязательных двух раз в год.

Большинство священников прекрасно понимают, что они просто потухнут, если не будут исповедоваться часто.

Когда священник охладевает и при этом сталкивается с какими-то страстями в Церкви, прежде всего со своими, то тогда это его захлестывает, захватывает, и он теряет способность видеть в Церкви Господа Иисуса Христа. И сам говорит: «Я не понимаю, что я здесь делаю».

К несчастью, охлаждение священника происходит часто из-за собственных тяжких грехов, в том числе пьянства и блуда. Все-таки большинство священнослужителей, потерявших или отказавшихся от сана, что бы они ни декларировали, столкнулись именно с этим. Потому что канон очень строгий. Священник, допустивший блуд, не может совершать Божественную литургию.

Скоро 25 лет, как я священник. За эти годы около 15 человек, с которыми был в разное время знаком, лишились священного сана. Причина везде одна - распад семьи, блуд. Двое из них были запрещены в служении из-за конфликта со священноначалием, но все равно через год оказались с другими женщинами.

Священник, допустивший даже одно падение, умирает как священник. Неизбежно. Это как «травма, несовместимая с жизнью».

Пишу это с болью; и большинство из них очень хорошие люди, некоторые до сих пор мне дороги, но, видимо, измена не приходит одна. И измена иерейской присяге притягивает измену жене.

Мне пришлось в течение определенного периода времени принимать исповедь у одного священника. Он жил в другом городе. Там, по понятным причинам, не исповедовался, а приезжал в Москву.

У него рассыпалась семья, он впадал в блуд и просто снимал проституток. А для того, чтобы были деньги, он по ночам «бомбил», подрабатывал извозом на дороге. В гражданской одежде, очень коротко стриженный, симпатичный, достаточно молодой человек. И вот он говорит: «Я как-то посадил к себе блудницу. Мы с ней отъехали, начинаем договариваться. Она смотрит на меня и прямо кричит: “Ты - священник! Я с тобой не буду”».

Он начинает отнекиваться и говорить, что все не так. Но она продолжает кричать и чуть ли не на ходу выпрыгивает из машины, непонятно, как не разбилась. То есть профессиональная блудница почувствовала благодать Божию, которую дает священство. А он в себе ее перестал уже чувствовать. На мои слова о том, что я не могу прочитать разрешительную молитву, что надо идти к архиерею, он не реагировал.

Самое поразительное, я видел, как в нем постепенно умирает священник, как он начинает бояться совершать Божественную литургию, на службе перестали приходить к нему на исповедь. Он просто больше не мог выполнять священнические обязанности.

Самый известный случай, когда священник отказался от служения - это пример Александра Осипова, знаменитого борца с Церковью времен Хрущева. Это бывший преподаватель и профессор бывшей Ленинградской духовной академии и семинарии. Причиной того, что он перестал видеть в Церкви Христа, был его грех, несовместимый со священнослужением, второй брак.

Дальше перед человеком, выходящим из Церкви: бывшим монахом, послушником, священником, две дороги. Первая дорога - это оставаться любящим Христа, любящим Церковь и идти дальше, через покаяние к спасению, на которое всегда остается надежда, как бы глубоко человек ни пал. Второй путь - самооправдание.

В последнее время второй путь, благодаря интернету, стал очень привлекательным и легким, потому что всегда можно выложить свое видение ситуации, найти людей таких же, как ты, которые так же устроились, у которых такой же взгляд на Церковь, и быть в их глазах оправданным. Тогда начинается критика всего в Церкви, искаженный взгляд на Церковь, полный неприязни, ненависти, когда человек ни в чем не видит хорошего, а только грехи.

Такие тексты лучше не читать, так как они заведомо, по цели написания, почти всегда необъективны. Душу перепачкаешь, и правду не узнаешь. «Аноним» или «бывший» будет уверять, что все, абсолютно все плохо. Но это взгляд, искаженный грехом отступничества.

Слышал рассказ запрещенного священника о том, как его запретил «самодур»-митрополит по навету благочинного - «чудовища». В ужасе звоню своему другу, который служит в этой же епархии, в этом же благочинии. Тот, настоятель прекрасного большого прихода, который построен им с нуля, чрезвычайно удивляется. Он говорит, что все совсем не так. Когда узнает, откуда у меня информация, произносит: «Ты бы видел, как этот бывший священник вел себя на любом собрании. Подобного хамства я никогда не встречал». Получается, как в анекдоте: «Марьиванна, почему вы снова бросили половую тряпку в кастрюлю с борщом?» Ответ: «Злые вы, уйду я от вас».

Никто, никакие обстоятельства, никакой неправильно себя ведущий архиерей или благочинный, или кто-то еще не может лишить священника веры, кроме него самого.

Потому что священник сам когда-то решил принять священный сан, это он на хиротонии принимал Залог в руки, это ему говорили, что «будете держать ответ в день Страшного Суда».

Апостол Павел, предчувствуя окончание своей земной жизни, говорит очень важные слова: «Течение совершил, веру сохранил» (2 Тим. 4:7). Даже ему приходилось бороться за сохранение своей веры.

Священники и миряне пахали, изнемогая от усталости

Сейчас часто говорят о возможностях, упущенных Церковью в девяностые и нулевые. Не считаете ли вы, что нужно было больше заниматься людьми, открыто общаться с ними?

Мне не кажется, что Церковь упустила какое-то огромное количество возможностей.

Давайте просто вспомним, как покойный Патриарх Алексий отвечал на эти вопросы. Он говорил, что от человека, которого недавно очень долго били, трудно требовать, чтобы он встал, выпрямился и хорошо работал. Церковь к девяностым годам подошла в совершенно истерзанном состоянии. Не то что нормальная проповедь еще недавно запрещалась - были времена, когда любую проповедь, даже произносимую в храме, заранее приходилось согласовывать с уполномоченным по делам религий.

И его представитель стоял с машинописной копией в храме и проверял. Если священник отклонялся от согласованного текста, он мог очень сильно за это пострадать. Ему невозможно было открыто проповедовать людям, а с молодыми разговаривать было запрещено.

Моя будущая жена еще школьницей, если хотела подойти в храме к духовнику и задать какой-то вопрос, должна была это делать, прячась за колонной, так, чтобы стоящий на клиросе староста не видел.

То есть навыка широкого открытого общения с людьми у Церкви не было и быть не могло.

Не было никакой литературы. Моя мама для того, чтобы людям дать почитать Евангелие, переписывала его от руки около пятнадцати раз.

Традиционные семьи священников были практически уникальны. Так что учиться было почти не у кого. Когда в Церковь хлынула волна совершенно неподготовленных людей, становившихся священниками, оказалось, что их еще и крайне мало. То есть настолько мало, что в девяностые годы любой священник служил просто на износ.

И священники, и миряне - церковные труженики - в девяностые и нулевые годы пахали как могли, изнемогая от усталости. Многие священнослужители принесли в жертву церковному строительству свое общение с женами, общение с детьми, почти всегда - здоровье. Помню одно лето всего с двумя выходными. Об отпуске я и не говорю.

Я стал в 23 года настоятелем храма, который надо было восстанавливать - это все равно что поставить выпускника мединститута главным врачом больницы. И таких, как я, было большинство, потому что храмы отдавали, а священников не было.

Как-то пришлось служить зимой в храме во имя Сорока мучеников Севастийских. И храм был в таком состоянии, что, чтобы совсем не замерзнуть, все по очереди вставали к единственному тепловентилятору, который был в храме - на клиросе. В Чаше замерзали Святые Дары, но как по-новому мы тогда чувствовали подвиг святых, замерзающих в Севастийском озере!

Сейчас обидно слышать распространенный упрек, что мы занимались кирпичами, а не душами. Потому что это совсем не так. В тех условиях мы, прежде всего, занимались богослужением и людьми, проповедью и исповедью. Мы проповедовали, где только могли, в том числе ходили и в школы, и в институты. При этом занимались восстановлением храмов.

Я 17 лет преподавал в общеобразовательных школах бесплатно в свои выходные дни. Ехал за пятьдесят километров, потому что живу в Подмосковье. И это было тяжелое, но счастье.

В другие школы, институты, где только предоставлялась возможность, где только звали, разово или систематически - сразу направлялся не раздумывая.

- Но ведь проповедь в итоге услышали и приняли далеко не все - в чем причины?

Если говорить о том, что мы чего-то не сделали, то основная причина не в том, что нам мешала плохая организация или еще что-то подобное. Грех мешает проповедовать. Основной источник неудач нашей проповеди - это, с одной стороны, то, что мы не являем Христа, с другой - то, что люди не хотят слышать о Нем.

Надо понимать, что если человек хочет услышать о Христе, он о Нем услышит. В советское время была напечатана так называемая «потешная Библия» одного чешского карикатуриста, где были пародии на рассказы о днях творения из Книги Бытия. И люди покупали эту книжку для того, чтобы взять оттуда хотя бы те цитаты, которые автор критиковал. Так они искали Бога.

То, что общество полностью не стало христианским, это вопрос совокупности выборов людей, которые это общество составляют. Потому что за последние 25 лет Евангелие в руки мог взять любой, о Христе в нашей стране слышали все.

Что касается постоянно критикующей Церковь интеллигенции, мне вспоминаются слова Христа: «Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали» (Мф. 11:17).

Слишком много людей, далеких от Церкви, точно знают, какой она должна быть, чем и как должна заниматься. Когда Церковь начинает заниматься чем-то не так и чем-то другим, как те «знатоки» решили, они начинают раздражаться и ругать ее. Так было и с Самим Христом. Остались учениками только те, кто не навязывал Ему свое видение, а готов был учиться и слушать. Он по воскресении явился примерно 500 людям - вот и все ученики за три года Его проповеди. И это у Самого Христа!

Поэтому не надо смущаться тем, что в церковную жизнь глубоко вошло малое число людей. А остальные, потоптавшись у входа двадцать лет, принимают решение растождествить себя с Церковью. Это должно было когда-то произойти.

Или человек разворачивается и уходит, или человек врастает в Церковь и начинает понимать, что главное, чем здесь занимаются - спасение души, а остальное второстепенное или чуждое.

И еще не будем забывать об одном вечном пороке нашей интеллигенции - всегда быть против любой системы, если ты в нее вошел. Помню, как в начале 90-х рукоположили одного прекрасного церковного труженика в дьяконы. После хиротонии он больше не мог называть Патриарха Патриархом. Только - по фамилии. Исповедоваться у настоятеля тоже больше не мог. Пошел на открытый конфликт и потерял сан. Критики называют Церковь ругательно - «системой», но ведь без земной системы многомиллионное сообщество не может существовать.

Если даже святых аскетов собирается с десяток, они ищут себе игумена. Они понимают, что он им нужен. Даже на Маковце по просьбе учеников аввы Сергия возникает система. Не для него, для них.

Когда ты встречаешь интеллигентного, начитанного человека, который читал все, кроме Евангелия, ты понимаешь, что это ему просто не интересно и проповедовать такому человеку можно с утра до вечера хоть целый год - безрезультатно. Он просто не хочет, ему неважно, что там написано. А неважно потому, что он прекрасно знает - придется меняться. Все-таки это выбор самих людей.

Верующие сегодня вспоминают, что вот тогда, в девяностые, когда молились в полуразрушенных храмах, где гулял ветер - все было иначе, ярче, острее, чем сейчас, в украшенных и теплых церквях. Так ли это на самом деле?

Людям свойственно испытывать ностальгию по молодости. И по нашей церковной молодости тоже. Конечно, это были прекрасные годы. Я сам хорошо помню, как захватывало дух от известия о том, что вот еще этот монастырь отдали, вот здесь завтра будет первая литургия.

Мы, поступавшие в семинарию в 1988 году, считали, что вот сейчас еще чуть-чуть ослабят давление на Церковь, а потом может быть все что угодно. Помню, как мой соученик по семинарии, подавший документы на хиротонию, ходил и про себя говорил: «Господи, хоть бы одну литургию отслужить. Хоть бы одну литургию совершить, и тогда жизнь исполнилась бы смысла». А другой, уже поступивший в семинарию, не мог в оставшийся до 1 сентября недельный период в своем родном городе подойти к дому: его по очереди ждали наряд милиции и военный патруль. Для того, чтобы или посадить на 15 суток, или отправить на двухмесячные военные сборы и там заставить отказаться от учебы в семинарии. И вот к концу нашего обучения в семинарии храмы стали открывать. Эту радость невозможно описать словами.

Да, церковное возрождение - это было действительно как восход солнца после долгой ночи, как весна после зимы. Потом пришло время, когда всеобщее неофитство должно было закончиться и для каждого начиналось время огромной работы над собой. Надо было, по словам апостола Павла, снимать с себя ветхого человека и выращивать в себе нового человека по образу Христа. А это ежедневная работа, на много десятилетий. Это очень тяжело и совсем не так красиво, как прийти и вынести многолетний мусор из храма. Тут все ясно, а когда своей душой занимаешься, - тяжело и не так внешне очевидно, очень долго и трудно.

- Сейчас негатива в адрес Церкви гораздо больше, чем лет двадцать назад. Почему?

Взгляд человека выхватывает из множества предметов то, что он ищет. Если он хочет увидеть священника на мерседесе, он увидит только его. А тех, что живут на грани или за гранью нищеты - не увидит.

Достаточно почитать любое интервью отца Иоанна Охлобыстина и увидеть его ответ на вопрос, почему он перестал служить - не смог прокормить своих шестерых детей. Это священник, очень известный человек, который служил в центре Москвы. А что происходит с другими, что на периферии?

Часто критика Церкви - очень во многом просто от самооправдания. Приходилось слышать буквально такое: «Я не ходил в храм все эти годы, и сегодня понял, почему - когда увидел попа на мерседесе». Они же, отвергая Церковь, отвергают не нас, «жирных попов», а Христа, они не к нам не приходят, а к Нему.

Да, на нас огромная ответственность, и мы должны быть безупречны. Каждый священник и каждый мирянин должен помнить, что в глазах окружающих он составляет Церковь.

Священник никогда не должен быть пьяным, никогда, ни разу в жизни. Потому что если его хоть раз увидят, если он хоть одного человека соблазнит - ему за это тяжко отвечать.

Да, нельзя ездить на дорогих машинах. Конечно, надо быть вежливым, нельзя хамить. Да, надо заниматься чтением, надо постоянно заниматься самообразованием.

Наши ошибки есть наши ошибки. Но, через любые ошибки любого духовенства, если человек возлюбил Христа, он придет в Его Церковь. Потому что это Его Церковь, а не церковь «жирных попов на мерседесах». И такому человеку будет совершенно все равно, как грешит священник. Он будет думать о своей радости встречи со Христом и о своих грехах.

Критиковать Церковь должен человек, который ее любит

- Кто может критиковать Церковь?

Думаю, что конструктивно критиковать Церковь может только человек, который ее любит, относится к ней, как к матери. Только такая критика принесет пользу, и нам самим - членам Церкви. Хотя нас смирять полезно. Меня лично полезно, потому что я человек гордый.

Хотя я никогда не ездил на мерседесе, и даже если мне его подарят, не поеду. Но да, меня неправомерная критика держит в тонусе.

Я вспоминаю время своего уверования - старшие классы школы. 1982-1985 годы, когда я внутренне научился противостоять государственной идеологии атеизма. В этом смысле мне легче: есть что вспомнить и просто восстановить навык.

Господь допускает критику, чтобы не расслаблялись. А еще критика полезна, чтобы мы, верующие, тренировали свой интеллект, чтобы могли защитить свою веру.

Но что-то изменить в Церкви можно только через критику внутренней боли, через критику от того, кто любит, кто в Церкви двадцать, тридцать лет…

А когда идет извне - звучит странно. Например, говорят: «Вот Церковь получает от государства деньги». И никто не помнит, что Церковь в течение 25 лет восстанавливает на свои средства не свою собственность. Есть общество, а у общества есть памятники архитектуры, и все общество несет ответственность за эти памятники. Даже неверующие люди этого общества отвечают за то, чтобы памятники были сохранены. Не им решать, что большинство этих памятников - храмы. Так решили наши предки.

Но общество в начале девяностых легко скинуло проблему сохранения своих памятников, своего наследия на Церковь. И мы все это время вкалывали, содержали и восстанавливали то, что нам не принадлежит. Сейчас некоторые храмы стали передавать в собственность Церкви.

Почему же, когда Церковь получает какие-то крохи денег на то, чтобы восстанавливать государственную собственность, начинается ругань?

Почему Церковь не всегда дает соответствующую оценку тем, кто от ее имени говорит и делает недопустимое, ведь это негативно влияет на ее репутацию?

У Церкви есть выработанная многими веками практика не делать ничего поспешно. Потому что если ты делаешь поспешно, ты не можешь выйти из контекста и смотреть на ситуацию со стороны. Мне кажется, что Церковь не должна работать в ритме подачи новостей в интернете, когда полчаса назад произошло, а через час комментарий.

Но понятно, что диалог от имени Церкви должны вести люди, имеющие соответствующий культурный уровень, желательно с первым высшим светским образованием. Мудрость руководства в том, чтобы именно таких людей ставить в пресс-службы и посылать на переговоры.

К сожалению, любой маленький повод, любое неадекватное высказывание может быть раздуто до всероссийской новости. Мы живем в этой новой реальности. Надо привыкать полностью отвечать за свои слова, привыкать к тому, что мы живем как под стеклянным колпаком, где на нас со всех сторон направлены софиты, и любой поступок может быть раздут до обсуждения по всей стране. Так что священнослужителю, прежде чем сказать что-то, нужно хорошо подумать.

Люди стали циничнее, но они ищут глубину

- От священников сегодня можно услышать, что у Церкви стало больше формальной работы, так ли это?

К сожалению, отчасти это правда. Просто, если начинать какие-то новые дела в России (допустим, катехизацию, которая должна вестись на каждом приходе, или миссионерское служение) - совершить дело или внести в него какие-то изменения без систематической отчетности нельзя, так как это самый доступный образ обратной связи.

Другое дело, если отчетность становится самоцелью. Тогда она убивает настоящее дело. Если, допустим, будут требовать, чтобы в приходе был молодежный лидер, а молодежного лидера нет. И вот я, например, подзываю человека и говорю: «Слушай, побудь молодежным лидером, потому что с меня требуют. Съезди на собрания». При таком раскладе он просто потеряет ко мне доверие, потому что молодость обычно бескомпромиссна, а тут я вынужден предложить ему фальшивить.

Так что такие вещи очень опасны, когда отчетность может начать жить своей логикой и убивать жизнь. Я помню рассказ одного батюшки, который говорил о том, что у него было огромное количество молодежи на приходе, его архиерей благословил оформить официально молодежное движение. И когда он начал это формализовывать, все опустело.

Мне, например, трудно найти ответственного за молодежную работу, потому что у нас молодых людей и детей в приходе очень много, но они все включены в общую жизнь. Я не могу их оформить в отдельное движение и считаю, что это неправильно в ситуации нашего конкретного прихода.

При любой отчетности, мне кажется, надо очень внимательно и трепетно относиться к тому, что все ситуации - разные.

- Есть ли в Церкви то, что сегодня заслоняет от нас Христа?

Если я ищу Христа, никто не может Его от меня заслонить. Вокруг меня только поводы, причины потери Христа будут всегда внутри меня. Это аксиома аскетики. Причина любого греха - внутри меня, грех рождается в моей свободе. Никто не может за меня потерять связь со Христом, никто не может за меня потерять веру. Снаружи могут предложить только повод.

А то, что касается испытаний, то вспомним слова апостола Павла: «Любящим Бога вся поспешествуют во благое» (Рим. 8:28). И если своим служителям Бог посылает трудности, значит, считает их необходимыми.

Откуда берется высокомерие у верующих, в том числе священников, в адрес «крещеного, но не просвещенного» народа, и надо ли с этим бороться?

Надо учиться принимать людей и любую возможность превращать в повод для проповеди. Если человек пришел в храм для того, чтобы поставить кому-то свечку, надо понимать, что он пришел не ко мне, к священнику, а пришел в поиске Бога. То, что я о Боге значительно больше знаю (как мне самоуверенно кажется), это не повод мне над этим человеком возвышаться.

Вообще храм - это место встречи Христа с человеком. А священник - человек, который служит этой встрече.

Значит, надо это движение, если оно направлено в сторону Господа, может, пока еще не оформленное или неправильно понятое, или, может быть, даже немножко глупое, какое-то смешное, подхватить, поддержать и продвинуть чуть подальше ко Христу. Что-то хорошее сказать, улыбнуться, подарить книжечку, рассказать что-то.

Совсем немного надо для того, чтобы человек вообще понял, что священник - это тот, с кем можно разговаривать. Он в следующий раз придет, задаст более глубокие вопросы.

У нас храм расположен на улице Маросейка, и к нам заходят экскурсии. Не спросив разрешения, люди могут начать фотографировать и шуметь. Казалось бы, что можно сделать? Строго сказать: «Кто вас благословил тут фотографировать? Кто вас благословил в этом храме проповедовать? Ну-ка выходите отсюда!» Но это будет упущенная возможность. Поэтому я цепляюсь за нее, подхожу и вежливо предлагаю: «Давайте я расскажу вам об этом храме, я здесь настоятель». Отказаться не может даже антицерковно настроенный экскурсовод.

И начинаешь: «Проходите сюда, пожалуйста. А вот такая-то икона, ее история. А вот такие-то люди. Достоевский часто, когда был в Москве, бывал в нашем храме. Боткины были нашими старостами…» Люди вдруг для себя все это открывают и расцветают.

Повторяю, надо использовать любой шаг человека к Богу, чтобы подхватить и направить дальше. Помните, как апостол Павел похвалил афинян, что они - благочестивые люди? Хотя с точки зрения и правоверного иудея, и христианина это был нечестивый языческий город. Но апостол сначала увидел в них хорошее, а потом начал проповедовать.

- Отличаются люди, которые приходили к вере в девяностые годы, от тех, которые приходят сейчас?

Замечательные люди приходили и приходят к Богу. Христос же вчера и сегодня - тот же. И душа, если она к Нему жаждет прикоснуться, как олень к источнику воды, все такая же, что тысячу лет назад, что полторы. Это измученные, изуродованные грехом души любимых Богом Его сыновей и дочерей.

Но отличия все-таки есть. С одной стороны, люди стали циничнее. А с другой - очень многие люди ищут в Церкви не внешнее и обрядовое, а ответы на самые острые вопросы о спасении, ищут разговоров о том, чем Церковь живет на своей глубине.

- Как вы сами изменились за эти годы?

Любого человека, и меня тоже, Господь ведет через жизнь и учит смирению. Сил с возрастом стало меньше. В молодости казалось, что вот, сейчас горы сверну. Теперь понимаю, что могу очень немногое.

Моя задача - поймать момент моего охлаждения и вернуть себя снова к тому, может и неопытному, но искреннему горению, которое было вначале. Спросить себя: «Федя, где тот мальчик, тот начинающий священник?» И постараться вернуться к нему. Чтобы снова так же, со страхом Божьим, служить литургию.

Людмила Бородина— супруга протоиерея Федора Бородина, настоятеля храма святых бессребреников Косьмы иДамиана наМаросейке, мама семерых детей, шесть изкоторых— мальчики.

Как всё успеть? Как вырастить детей настоящими людьми? Есть ли при таком образе жизни время на себя и свои личные интересы?

Калитку нам сАнной Гальпериной открыл отец Федор. Онсказал четырехлетнему Феде: «Проводи гостей вдом». Серьезный Федор-младший чинно повел нас, показывая хозяйским жестом: «Авот это качели», «авот здесь мыиграем».

Пока ябеседовала сматушкой всаду— отом, как познакомилась сосвоим мужем, как справляется совсеми детьми исбытом, отец Федор накормил детей обедом иуложил младших спать.

Дети:

  • Серафим— 20 лет, вармии
  • Филипп— 18 лет, студент Государственного академического университета гуманитарных наук
  • Илья— 16 лет, школьник
  • Настя— 13 лет, школьница
  • Алеша— 10 лет, школьник
  • Федя— 4 года
  • Ваня— 2 года

—Матушка, всемье вашего детства говорилось овере?

—Нет, эта тема неподнималась, еедаже боялись, как отзвука прошлой жизни. Шесть человек внашей семье было репрессировано. Враннем детстве ябыла напопечении прабабушки (1902 года рождения), комсомолки первого созыва, затем идейной коммунистки. Еедаже изпартии три раза исключали засоц-происхождение, ноона восстанавливалась ипродолжала верить всветлое будущее коммунизма.

Ееотец, мой прапрадед, отрекся отдочери зато, что она (единственная изтрех сестер-погодок) стала комсомолкой, приняла новую власть. Простил ееперед самой своей смертью, когда увидел новорожденную внучку, мою бабушку. Человеком онбыл честным, верным доконца присяге. Вимении его был храм, при котором жили монахини. Бабушкина сестра рассказывала мне, что онкончину свою предсказал…

Когда баба Нина умирала, иуже говорить немогла, она пыталась осенить себя крестным знамением. Чего просила еедуша, моя бабушка, воспитанная вневерии, так инепоняла. Номаму свою отпела. Апосле еесмерти бабушка, дядя ияпостепенно пришли квере.

Дядя мой, будучи студентом, комсомольцем, отличником, дружил спрекрасным верующим человеком, Андреем Николаевичем Горбуновым, шекспироведом, преподавателем МГУ. Андрей Николаевич (теперь ондиакон) стал его наставником нетолько влитературе итворчестве, ноиввере. Азатем крестил дядю дома, тайно пригласив священника. Втегоды нужно было иметь решимость ибесстрашие, идля того чтобы воцерковлять человека, идля того чтобы креститься иначать ходить вхрам.

Крестилась ялет впятнадцать. Летом мыжили встаром дачном месте унашей родственницы. Ирядом оказалась дача, где жил брат отца Артемия Владимирова, Митя. Мыпознакомились случайно, онпопросил велосипед покататься, ачерез два дня вернул, перекинув его через забор. Впроцессе знакомства сМитей иего женой мымного говорили овере, гуляли поокрестностям, находили развалины церквей. Тема эта была для меня уже нетакой чужой. Митя договорился сбатюшкой изАлабинской церкви, ихотя тот инеочень хотел без разрешения родителей крестить меня, новсеже крестил. Асам онстал восприемником. Настоящееже воцерковление началось вшестнадцать лет, икак-то очень резко— ясразу решила идти вмонастырь…

Налето мычасто ездили вЛатвию. Гуляя поРиге, янаткнулась наженский православный монастырь. Матушки срадостью замечали ипривечали молодежь, стоящую вхраме. Ястала часто там бывать и, вопреки воле родителей, хотела там остаться. Даже выпускной вечер вдесятом классе пропустила, поехала вмонастырь. Алетом, между последними старшими классами, жила вСергиевом посаде, помогая друзьям нянчить детей-погодок. Икаждый день, насколько это было возможно, бегала котцу Кириллу (Павлову), своему духовнику. Аонвсегда надо мной посмеивался вотношении монастыря, наблюдая, как явожусь сдетьми, говорил: «Ну, готовься, готовься». Апотом… благословил выйти замуж заотца Федора.

Неожиданное предложение

—Расскажите про знакомство сотцом Федором.

—Мысотцом Федором почти небыли знакомы дотого момента, как нас благословили жениться. Уего мамы долгие годы был подпольный книжный магазин (мыжили наодной улице), кней многие ходили заправославными книжками. Отца Федора видела яраза три— мыпросто здоровались.

Потом семья отца Федора переехала наМаросейку, ион, возвращаясь домой, часто заходил вхрам Святителя Николая вКленниках, котцу Николаю, своему учителю по , наблюдал, как тот работает. Амысдругими молодыми, вдохновленными личностью италантом отца Николая ребятами, помогали ему расписывать казанский центральный иконостас. Опятьже, сотцом Федором мыпросто здоровались.

Отец Николай стал предлагать моему будущему мужу, который заканчивал семинарию исобирался поступать вАкадемию, рукоположиться вдьяконы наМаросейку, служить иработать вместе. Засоветом отец Федор отправился кархимандриту Кириллу (Павлову). Тот сказал: «Зачем тебе Академия? Иди наМаросейку, котцу Александру Куликову. Утебя невеста есть?». «Данет, нравится одна девушка, Людмила»,— сказал мой будущий муж. Авответ услышал: «А, Людочка? Бери ее!». Так ирешилась моя судьба, очень неожиданно для меня. Собиралась вмонастырь, аоказалась замужем. Мне было 19 лет, отцу Федору 24 года. Через месяц его рукоположили вдиаконы, началась роспись храма Святителя Николая наМаросейке.

—Когда выпоняли, что высемья, единое целое?

—Жизнь была, содной стороны, невероятно счастливая— общий подъем, восстановление храмов как непрекращающаяся пасхальная радость… Сдругой стороны, живя наМаросейке, мыбыли вгуще политических событий начала девяностых: народные волнения, доносящиеся выстрелы, ужнеговоря оботсутствии чего-либо наприлавках магазинов… Нопочему-то небыло страшно. Потом отцу Федору дали храм Косьмы иДамиана.

Все мы: друзья, родные, маросейские прихожане, активно участвовали ворганизации жизни прихода. Все, начиная снастоятеля, молодые исчастливые. Одна девушка как-то сказала, что наш храм— как целый город, который отдали детям. Действительно, все свое время ивсе свои силы мыотдавали Церкви. Ипервые года три уменя было ощущение, что мысотцом Федором живем как вРаю. Мыинессорились почти, даже если возникали какие-то проблемы.

Потом начались бытовые сложности, сложности вовзаимоотношениях. Когда мыоба стали взрослеть, меняться, япочувствовала, что отец Федор— стена, закоторой мывсе можем укрыться, столб, накотором держится все унас всемье, вдоме. Наверное, тогда пришло ощущение семьи. Новремени прошло немало, немало было житейских треволнений, болезней, испытаний. Через это проходит всякая семья.

—Говорят, что любовь приходит сгодами семейной жизни…

—Конечно. Учитывая то, что мымало зналидруг друга дозамужества. Нопроисходило некое узнавание, проверка временем иразными жизненными обстоятельствами. Когда уже нераз инедва человек тебя прощает ивыручает, инастолько деликатно, мягко помогает изтяжелой ситуации выйти, тымногое понимаешь осебе ионем.

—Поженившись, выжили отдельно или сродителями?

—Родители нас поделить никак немогли, имыжили тоуодних, тоудругих. Потом девять лет снимали квартиру. Затем начали строить загородный дом, нас наэто благословил отец Кирилл, вот десять лет уже строим, достраиваем.

—Какие-то представления осемейной жизни добрака были? Теория неразошлась спрактикой?

—Никакой теории небыло. Вюности ясчитала, что замужество, быт— это все дурной тон, мещанство, иэто все недля меня. Примера полноценной семьи уменя перед глазами небыло, хотя бабушка все, что могла, делала для меня. Ноона меня берегла даже отэлементарных бытовых забот, говорила: «Выйдешь замуж— всему научишься». Поэтому, когда ястолкнулась сбытовыми проблемами, еще долгое время немогла справиться стоидело подступающей паникой, немогла понять, счего начать, как себя вести.

Особенно тяжело было, когда мыпереехали загород. Даже элементарно— купить продукты непросто, нужно минут тридцать идти домагазина, аты— смаленькими детьми… Сначала унас вода была вколодце, подолгу небывало света. Печка топилась день иночь. Вобщем, спартанские условия.

Постепенно все выровнялось, стало чуть легче. Дети пошли вшколу, имывпервое время возили ихвТрадиционную гимназию вМоскву.

Потом очень тяжело заболел третий мальчик, Илюша, пришлось начетыре года законсервироваться внашем доме. Подозревали тяжелое заболевание, следовало избегать любой инфекции. Старшие мальчики учились дома. Отец Федор— постоянно вхраме (акак иначе быть настоятелю?), когда приезжал домой,— привозил продукты, мыл посуду, помогал, чем мог.

Наверно, умение справляться сбытом заложено влюдях. Вовремя революции моя прапрабабушка, бывшая фрейлина императрицы Марии Федоровны, спряталась вдалеком городке. Ейнадо было поднимать внуков, потому что дочери работали. Иона завела корову, пошла учительницей вшколу, преподавала французский инемецкий. Она вырастила нетолько троих дочерей, ноивнуков.

Пографику

—Находите время только насебя, нато, чтобы побыть сотцом Федором только вдвоем, сходить куда-то?

—Вмолодости этого почти небыло. Мывсегда как стахановцы— насебя почти неоглядывались. Авот потом, когда родились два последних малыша имы, видимо, подошли кпределу своих сил, стало необходимым хоть ненадолго выбираться отдохнуть. Но«суровая» действительность такова, что либо отец Федор отпускает меня поделам, либо яего отпускаю кдрузьям.

— Что принесло рождение каждого ребенка, что менялось вжизни?

—Спервыми четырьмя были силы. Инебыло своего жилья. Ноэто как-то незамечалось, когда дома собирались гости, мынеуставали.

Ксожалению, янесовсем тогда понимала, что детей нужно развивать, думала, что храм— это все, что нужно ребенку. Позднее поняла, что все, что можешь, допоследнего момента, все, что успеешь вложить вдетей— надо делать. Читать, развивать способности.

Болезнь третьего сына всю нашу жизнь, содной стороны, перевернула, сдругой— организовала. Все силы мыотдавали его лечению, иуже рождение Насти, апотом Алеши, который появился через четыре года после того, как Илюша заболел, прошло незаметно, всмысле тяжести для нас. Все внимание было Илье. Алеша для всех был счастьем, адля Илюши— какой-то целительной силой— эта радость помогла Илье встать наноги, поправиться. Потом, сразницей вдва года, родились два малыша. Основная сложность заключается втом, что укаждого изних свой режим, амаме надо старших назанятия возить, всех кормить, и т. д.

—Где сегодня учатся дети, икак технически выихвсех развозите пошколам-кружкам?

—Укаждого ребенка свои занятия, кто вмузыкальной школе вЯсенево, кто рисовать ездит наЮго-Западную, неговоря отом, что среднее образование дети получают вТроицке, вгимназии, которую организовал отец Леонид Царевский. Самое простое— отвести детей доавтобусной остановки. И, соответственно, забрать их. Илюша унас учится дома, онсмалышами остается. Вмузыкальную школу отец Федор возит, недавно яподключилась. Моя подруга вхудожественную школу помогает отвести. Повечерам— занятия самбо. Наш друг, отец Дмитрий Кузьмичев, вподвале Толстопальцевского храма организовал спортклуб «Нестор», где занимаются сдетьми самбо иЗаконом Божиим перед каждой тренировкой.

Вконце лета составляю график накаждый день, буквально поминутно, где учтено все: вэтот момент яготовлю бутерброд, вэто момент выезжаю. Все это без Божией помощи совершенно невозможно, ноядумаю, так живут многие многодетные родители.

Шесть сыночков и… генерал

—Увас одна девочка ишесть мальчиков. Девочку иначе как-то воспитывать приходится?

—Уменя просто девочка как мальчик. Всмысле характера— авостальном обычная девочка, сдевичьими радостями. Апохарактеру… она еще смладенчества говорила, что пришли солдаты инастоящий генерал. Ипоказывала насебя.

Чтоб мальчикам продавить какую-то полезную деятельность, нужно приложить титаническое усилие. Или, может, это наши мальчики такие?

—Как «продавливаете»?

—Унас сбатюшкой периодически опускаются руки, номыпонимаем, что если скажем, что неможем, будем очень виноваты. Какбы нибыло тяжело, какбы нитрепал тебе нервы ребенок— тыдолжен делать то, что делаешь. Когда ребенок настаивает натом, что тебе кажется недолжным, самое простое— это устроить скандал вответ. «Тыпослушаешься меня— ивсе». Нопользы отэтого немного. Частенько срываемся, конечно.

Более сложно— воздействовать разговором. Несразу, спылу, сжару, акогда все осядет, успокоится. Иэто неразовые беседы: где-то примерно через год постоянных разговоров уребенка начинает укладываться вголове то, что тыпытаешься внушить. Надо как-то выстоять. Учитывая, что унас как начался переходный возраст упервого ребенка, так ипродолжается: такая цепная реакция идет, итеперь даже Алеша, которому десять лет, пытается изсебя изображать что-то сложное. «Почему выстаршим позволяете так ссобой разговаривать, амне нет?»— говорит он.

—Как всемье, где шесть мальчиков идевочка схарактером «генерала», достигается дисциплина, порядок?

—За22 года это, может быть, только сейчас начало получаться. Мывсе интуитивно делаем. Каждый ребенок— особенный, сосвоими пристрастиями. Например, Илюша невыносит насекомых, аАлеша любит ихсмладенчества ихочет быть энтомологом.

Мне кажется, что запрещать смысла мало, авот подсмеяться можно, это скорее подействует. Иногда ребята нарок-концерты ходят. Номывсегда интересуемся качеством музыки, стараемся еефильтровать. Апотом говорим: «Сходил наконцерт, атеперь пошли сомной втеатр, навыставку». Вот так иторгуемся.

Новкакой-то момент, через несколько лет, дети начинают осознавать ипринимать то, что мыпытались вложить вних долгими, постоянными разговорами. Настоящая радость, когда ребенок вдруг говорит тебе как собственные мысли то, что раньше отвергал, против чего сопротивлялся.

—Если накричали надетей— прощения просите?

—Отец Александр Куликов, настоятель маросейского храма, как-то дал утешительный идобрый совет: «Сколько накричала наребенка, потом столькоже ему ласки идай». Если неправа, сорвалась, конечно, прошу прощения.

—Абывает, что дети ссорятся?

—Конечно. Они ссорятся почти постоянно. Объясняем им, останавливаем. Иногда приходится жестко, иной раз, сначала разведем вразные комнаты, они остынут— потом разговариваем. Часто они нехотят воспринимать то, что мыимговорим. Иногда посидят всвоей комнате— потом сами приходят просить прощения.

По-моему, если неругаться надетей вмомент ссоры, а, сдержавшись, попытаться спокойно объяснить им, или просто показать, как тырасстроился, уних начинает работать совесть. Значит, сними можно разговаривать. Стоит повысить голос всамый горячий момент, как они уже чувствуют себя отбывшими наказание, иничего неменяется. Так что, впервую очередь нужно себя сдерживать, аужпотом воспитывать. Моя прабабушка говорила, что легче уголь грузить, чем детей воспитывать.

—Уваших старших детей небыло отхода отверы, подросткового метания, что она— дело взрослых, азначит, надо противостоять?

—Навопрос «Почему наша вера истинная?» я, человек неученый, ничего немогла сказать, кроме как дать умную книжку почитать. Отца Андрея Кураева, например. Номы, повторяю, никогда неотмежевывались отдетей. Мыразделяем, принимаем ихжизнь, они— нашу, витоге получается единое пространство. Например, мне сдочерью приходится смотреть все интересующие еефильмы. Причем япросматриваю ихзаранее, ииногда говорю: «Настя, это точно нельзя смотреть»,— или: «Авот это можешь, нолучше ненадо». Она, слава Богу, побольшей части прислушивается.

Авот наш папа изположения выходит иначе. Онвот уже двадцать лет рассказывает детям сказки, эдакие сказки-сериалы. Где жизнь ставит перед героем различные вопросы, аонихрешает. Первым легендарным героем вСимином иФилином детстве был Липпиф— онникогда некапризничал иненыл, абыл отважным иумел подтягиваться. Герои меняются, меняются слушатели, абатюшкины сказки слушаются судовольствием. Зимой отец Федор отрабатывает сюжет, рассказывая детям наночь, алетом— вприходском лагере или вбайдарочном походе. Ивзрослые подсаживаются послушать.

Унас есть враг— компьютер. Мальчики наши— ребята настойчивые. Например, старший, еще играя впесочнице, отбирал уменя мои терки исчитал, что это его экскаваторы. Акогда подрос, стойже настойчивостью продавливал свое право накомпьютер всвободное отучебы время. Вконечном счете, изинститута вомногом из-за компьютерных игр ушел. Унас сейчас, конечно, четко выделено время— раз внеделю, полтора часа. Но, чтобы кэтому прийти, нужно было сломить детский напор, самим как-то вырасти доэтого. Дети ведь тоже нас воспитывают. Мыпоняли, что нельзя давать слабину вважных вещах, это уже плод ихвоспитания.

Нобывают моменты, когда становится страшно, чувствуешь, что ребенок нараспутье, итебе донего недостучаться, все слова замылились. Итогда, как правило, случаются обстоятельства, которые сблагодарностью осознаешь уже потом.

…В какой-то момент уребят появился друг.Талантливый художник, абсолютно современный человек, настолько трепетно воспринявший веру, открывший для себя христианскую жизнь. Для мальчиков онстал напереходном этапе вектором, помог уже осознанно подойти квере…

—Расскажите про значимые встречи вжизни?

—Как-то вдетстве сомной произошла Встреча. Янашла старый журнал, и, полистав его, наткнулась напортрет старика, который поразил меня. Онказался живым. Явырезала портрет изжурнала, вставила врамочку. Акогда стала ходить вхрам, тоузнала, что это прижизненный портрет , иродилась явдень его памяти.

Чудо моей жизни— встреча вшестнадцатилетнем возрасте сотцом Кириллом (Павловым), многолетнее инеповторимое общение сним.